Все друзья делают это

Ручей Наталья

— Не знаю, кто придумал и распространил эту версию с деревом, — буркнула я возмущенно и из последних сил. — Но раз они поверили, должна заметить, что никто из семи претенденток на роль твоей невесты, не прошел элементарный тест на ай-кью! Это же надо! Залезть и упасть… Хоть бы одна обратила внимание, что дерево лысое, без ветвей, давно срублено и лежит! А ведь ходили смотреть на него, я слышала… И на меня… потому и зашли… А ты смотрел, как они там… Надеюсь, не выбрал… хотя…

Я слышала, что на кровать кто-то сел, и даже догадывалась, кто

именно, но обернуться уже не могла. Да и смысл? Он видеть меня не хочет. Ему там, за окном, интересно! Он там выбирает, присматривается, а тут я… в таком виде…

— Я уже присмотрелся, — услышала голос Никиты, хотела фыркнуть и уточнить, кого именно, но, почувствовав, что он ложится рядом, у меня за спиной, прикусила язык и смолчала.

— Никит… — раздался знакомый голос, и я с трудом разобрала, что это не кто-то из претенденток, а его мама. — Ой, Аня уже уснула!

Хотела возразить, но опять поленилась. К тому же, почти тут же раздался голос Ивана Петровича, а у меня пока не было сил на него.

— Я отвар перепутала! — уже тише заговорила Инга Викторовна. — Вернее, это папа… случайно… Но там нет ничего плохого — Аня просто расслабится, отдохнет… пару часиков… Прости нас, пожалуйста!

— Ничего, — отмахнулся Никита так уверенно, будто речь шла о нем, а не обо мне, и устроился на кровати с еще большим удобством. Кажется, даже взял одну из подушек! — Ничего, мам, пусть отдыхает.

— А ты? — поинтересовалась женщина. — Там все ждут. Филипп, конечно, душа компании, девушки от него в восторге, но…

— А мне там нечего делать, — услышав уверенный голос друга, даже зааплодировала ему, мысленно, потому что пошевелить рукой не могла. — Шашлыков я поел. Аня тоже. Так что мы лучше побудем здесь. Потом, к ужину спустимся.

— Учти, Никита, — строгим тоном напомнил Иван Петрович, — бутылку из погреба я достал!

— Учту, — отмахнулся Никита.

И вот так меня задела эта его беспечность, что я нашла в себе силы подождать, пока выйдут его родители, перевернуться на другой бок, улечься с еще большим комфортом, чем раньше — моя подушка была без этого странного аэро-наполнителя и не приподнималась туда-сюда, и поставить друга в известность:

— Ни на ком ты не женишься! Я за тебя… поборолась… как надо!

Аэро-наполнитель подушки подозрительно вздулся, мелко-мелко затрясся, а когда я положила на него ладонь, неожиданно опустился и замер, зачем-то включив странный таймер: тук… тук-тук… тук-тук…

Ничего не знаю! Буду спать столько, сколько хочу!

Хотя мелькнула у меня мысль, что я ведь приехала на шашлыки, но… Никита прав, есть уже не хотелось. И вообще он мудрый…

— Идиот, — услышала тихий голос и вздох. — Какой же я идиот! Сам едва…

Тук-тук… тук-тук… — застучало отчаянней, громче, и что было дальше, я уже не услышала.

Глава № 25

Открывать глаза не хотелось, и какое-то время

я просто нежилась в приятных ощущениях. Размеренное дыхание, тихое сердцебиение, шум ветвей за окном, потревоженных летним ветром, голосистая птичка, заменившая любопытную ворону, веселые, чуть возбужденные голоса, влетавшие в открытые окна комнаты…

В какой-то момент захотелось все-таки понять, что было сном, а что явью, и я позволила себе распахнуть ресницы.

Никита.

Я помнила, что он ложился позади меня, но упустила момент, когда предпочла его вместо подушки и пледа.

Его рука согревала мое бедро, а моя… Ну, скажем так, опустись она ниже его пупка всего сантиметра на два, сомневаюсь, что мужчина спал бы сейчас так спокойно.

Мы прижимались друг к другу настолько плотно, что именно его дыхание и сердцебиение послужили романтическим фоном для моего внезапного сна. Фон — единственное, что было во сне приличным, а вот содержание — я бы сгорела со стыда, если бы кто-нибудь увидел его вместо меня, или узнал, что я смотрела не как бы со стороны, а принимала участие.

С удовольствием.

Наслаждением.

Не думая о последствиях.

Активно и без намека на стыд и стеснение.

Отдавая себе при этом отчет, что это не тот мужчина, которого я полюбила пять лет назад. Не тот мужчина, что приходил в вещем сне, в первую ночь в этом доме. Это другой. Тот, которого я знаю еще мальчишкой. Тот, на которого все эти годы смотрела с куда большей любовью, чем на других, и в то же время иначе, словно с иного, искривленного ракурса.

Этот мужчина — мой друг. Лучший друг.

Во сне не было страшно, что едва мы сделаем это, дружба исчезнет, развеется. Этой мысли не появлялось. Любопытно — да, интересно — конечно, но страх даже не всколыхнулся..

А сейчас, в реальности…

Я до чертиков боялась что-либо менять, и упиралась, и билась в агонии мысленно, и в то же время не одернула свою руку, когда она потянулась вниз и несмело погладила то, что я уверенно вбирала в рот в своем сне.

Грудь мужчины резко приподнялась и медленно опустилась, горячий выдох коснулся макушки и растрепанных после сна длинных волос. Я знала, что, скорее всего, он проснулся, и теперь наблюдает за мной. А я наблюдала за тем, к чему прикасалась и, едва получив весомое подтверждение, что ему нравится, и он более чем одобряет, продолжила намного уверенней.

Сначала размеренное поглаживание через джинсы. Потом трение и сжатие, чтобы познать объем и угрожающие мне перспективы. И тут же, подгоняемая очередным выдохом и негромким стоном мужчины — прогулка пальцами по металлической молнии и акция по освобождению и захвату.

К чему медлить? Мои пальцы ведь лучше, чем боксеры и джинсы. Они мягче. Они жестче. Они нежнее. И они так послушны, когда их обхватывают и показывают, как именно надо.

Более быстрый ритм. Более плотное сжатие. Это легко, когда такое скольжение и такой настойчивый, но терпеливый учитель.