Все дьяволы здесь
Шрифт:
Глава вторая
Жан Ги Бовуар почти почувствовал, как в комнату проникает холод, несмотря на то что в окно его кабинета светило солнце.
Он оторвал взгляд от монитора, уже зная, кого увидит. Появление его заместителя сопровождалось не только понижением температуры, но и легким ароматом. И хотя Бовуар знал, что прохлада – это игра его воображения, запах был вполне реален.
И конечно, в дверях появилась Северин Арбур. На ее лице была обычная деликатно-снисходительная улыбка, которая дополняла ее дизайнерский наряд подобно шелковому шарфу. Бовуар не настолько хорошо разбирался в моде, чтобы определить,
9
Высокая мода (фр.).
Именно ее он теперь и лицезрел.
В свои сорок с хвостиком элегантная и изящная мадам Арбур была сама soign'ee [10] . Парижанка до мозга костей.
Единственная вещь, название которой он точно знал, если говорить о мадам Арбур, был ее запах.
«Саваж» от «Диор». Мужской одеколон.
Бовуар спрашивал себя, не является ли ее запах неким посланием, и подумывал, не сменить ли ему одеколон с «Брюта» на «Босс». Но решил не делать этого. Отношения между ними и без того были сложными, чтобы затевать войну запахов с его заместителем.
10
Здесь: ухоженность (фр.).
«Многие женщины пользуются мужской парфюмерией, – объяснила ему Анни, когда он рассказал об этом. – А мужчины часто пользуются женской. Это просто маркетинг. Если тебе нравится запах, то почему бы и нет?»
Она пообещала ему десять евро, если он воспользуется ее туалетной водой, когда пойдет на следующий день на работу. Он поддался на ее провокацию. И тут судьба сыграла с ним злую шутку: его непосредственный босс Кароль Госсет именно в этот день пригласила его на ланч. В первый раз.
Бовуар явился в ее частный клуб «Cercle de l’Union Interalli'ee» [11] , распространяя аромат «Клиник». Тот самый аромат, который окутывал и саму мадам Госсет, старшего вице-президента инженерного гиганта.
В конечном счете это пробудило в нем симпатию к ней.
Анни в тот день, по принципу quid pro quo [12] , надушилась «Брютом». Ее коллеги-мужчины до этого дня относились к ней приветливо, но сдержанно. Ждали, когда avocate из Квебека покажет себя. Но в тот день они вроде бы успокоились. Даже стали относиться к ней с б'oльшим уважением. Она и ее аромат были приняты в коллектив.
11
«Круг межсоюзнических связей» (фр.).
12
Здесь: баш на баш (лат.).
Как и ее отец, Анни Гамаш не
Жан Ги, со своей стороны, больше не пользовался ее туалетной водой, хотя и предпочитал этот теплый запах своему «Брюту». Туалетная вода пахла Анни, и это всегда успокаивало его и радовало.
Северин Арбур стояла в дверях с приятной улыбкой на лице, в которой присутствовали нотка неопределенного негодования и намек на самодовольство.
Неужели она выжидала, искала благоприятной возможности, чтобы нанести ему удар ножом в спину? Бовуар предполагал, что так оно и есть. Но еще он знал, что в сравнении с брутальными нравами, царившими в Квебекской полиции, отношения внутри этой многонациональной корпорации были просто образцом толерантности.
По крайней мере, нож, который вонзится ему в спину, будет фигуральным.
Бовуар надеялся, что со временем мадам Арбур примирится с ним как с главой отдела. Но все, что происходило в эти почти пять месяцев его работы в Париже, вело лишь к усилению взаимных подозрений.
Он подозревал, что она копает под него.
Она подозревала, что он некомпетентен.
Какая-то часть Жана Ги Бовуара признавала, что, возможно, они оба правы.
Мадам Арбур села на стул напротив него и уставила на него терпеливый взгляд.
Бовуар знал: она делает это, чтобы досадить ему. Но у нее ничего не получится. В этот день ничто не может его расстроить.
Его второй ребенок вот-вот должен был появиться на свет.
Анни пребывала в добром здравии, как и их маленький первенец Оноре.
У Жана Ги была работа, которая нравилась ему, пусть даже он пока не разобрался в ней до конца.
Они жили в Париже. В Париже, только представьте себе!
Если честно, для него все еще оставалось загадкой, как сопливый мальчишка, игравший на улицах монреальского Ист-Энда в хоккей с мячом, проделал путь до администратора в Париже.
Приподнятому настроению Бовуара способствовало и то, что была пятница, конец рабочей недели. Из Монреаля прилетели Арман и Рейн-Мари Гамаш, и сегодня у них будет большой семейный ужин в их любимом бистро.
– Oui? – сказал он.
– Вы хотели меня видеть? – спросила мадам Арбур.
– Нет. С чего вы это взяли, Северин?
Она кивнула в сторону его ноутбука:
– Я отправила вам документ. О проекте постройки фуникулера в Люксембурге.
– Да. Я как раз его читаю.
Он не стал говорить, что уже дважды перечитал проект, но до сих пор не понял, что это такое. Кроме того, что речь идет о подъемнике для доставки людей на вершину скалы. В Люксембурге.
– Вы что-то хотите сказать по поводу этого проекта? – Он снял очки.
День шел к концу, и глаза у него подустали, но черт его возьми, если он будет тереть их руками.
Жан Ги Бовуар инстинктивно понимал, что было бы ошибкой продемонстрировать этой женщине какую-либо из его слабостей. Физических, эмоциональных, интеллектуальных.
– Я просто подумала, что у вас могут возникнуть какие-то вопросы, – сказала мадам Арбур.
И замолчала в ожидании.
Бовуар не мог не признать, что она начинает притуплять его ощущение благополучия.
Он привык иметь дело с преступниками. Не с мелкими воришками или идиотами, устраивающими пьяные дебоши, а с худшими из худших. С убийцами. И с одной сумасшедшей поэтессой с уткой.