Все или ничего
Шрифт:
Почему она вычеркнула Кейси из своей жизни именно тогда, когда больше всего нуждалась в нем? Джез сидела в темной кухне, и слезы катились по ее лицу. Она мучительно пыталась разобраться в себе. Медленно, неохотно, внутренне сопротивляясь из последних сил, она с болью поняла, что хотя она уже и выросла, но по-прежнему страшится доверяться кому бы то ни было так, как она хотела бы довериться Кейси. Он не разочаровал ее пока, но что, если она ошибается в нем? Что, если Кейси когда-нибудь оставит ее? С другими это случалось. Может быть, безопаснее расстаться с ним, пока этого не произошло?
Но
Джез решительно поднялась. Она достаточно задала себе вопросов и даже наспех набросала для себя кое-какие ответы, но на сегодня самокопания было достаточно. Сейчас ей нужен был только один ответ на жизненно важный вопрос. Где факс Кейси?
Часом позже, когда Кейси наконец-то открыл парадную дверь, единственным ярко освещенным местом в гасиенде была по-прежнему кухня. Войдя туда, он увидел Джез. Она стояла у плиты и мешала длинной ложкой в горшке.
– Что это значит? – спросил он в изумлении.
– Я разогреваю этот чили. Я подумала, вдруг ты приедешь голодный.
– Да я уже давным-давно пообедал, – машинально ответил он.
– А тебе разве перед сном не хочется есть? Мне всегда ужасно хочется.
Джез быстро повернулась спиной к плите, являя собой потрясающе романтичную и пленительную фигуру в плиссированном длинном белом платье. Вокруг нее извивались десятки ярдов воздушного шифона, одно гладкое плечо было обнажено, а на другом развевалась широкая полоса летящей материи, как крыло воспарившего ангела.
– Какого черта?
Золотистые глаза Джез изумленно распахнулись, она тряхнула роскошными бронзовыми волосами с таким негодованием, что они засверкали от корней до кончиков.
– Это мое платье от мадам Грэс, разве ты не узнаешь? То самое, которое ты чуть не погубил. Оно снова в порядке. После фиесты мне пришлось послать его в Париж, потому что на всем белом свете осталось только четыре человека, умеющих чистить такие платья, и все они живут там. У них ушли на это многие месяцы кропотливой работы, не такой, конечно, как у реставраторов «Моны Лизы», но все же...
– Могу я полюбопытствовать, почему ты именно в этом платье стоишь у плиты?
– Мог бы и догадаться. Нет? Ну хорошо, придется объяснить. Когда ты снова обольешь его чили, – а ты непременно это сделаешь, по-другому ты просто не сумеешь, – тут я грациозно улыбнусь, как подобает леди, и скажу: «О, какие пустяки, дорогой, забудь об этом, это же не новое платье».
Она повернулась к плите и деловито продолжила мешать чили.
Кейси быстро подошел к ней и взял за плечи.
– Положи ложку, – скомандовал он с расстановкой, – и очень осторожно.
Едва Джез повиновалась, как он развернул ее и, пятясь, вывел из кухни, не отпуская рук до тех пор, пока они не оказались на достаточно безопасном расстоянии от плиты.
– Хорошо.
Она сломалась от этого напряжения, промелькнула у него дикая мысль, нельзя было оставлять ее одну, как же он не видел, что это надвигается?
– Я подумала, что единственный способ наладить наши с тобой отношения – это начать все сначала, с самого начала, – сказала Джез очень спокойно, хотя глаза и выдавали ее нервозность. – А к тому же этот чили, он все равно пропадал зря, и это бесценное платье, которое я не ношу... Вот я и подумала, почему бы не показать Кейси, что я не такая плохая, как он думает? Дела говорят сильнее слов, сказала я себе, и когда он прольет чили на меня, как он сделал в тот первый раз, дабы привлечь мое внимание, то я буду выше этого. И не надо смотреть на меня как на сумасшедшую, я совершенно здорова!
– Я не обливал тебя чили!
– О, охотно верю. Вернее, я верю, что ты в это веришь, что, впрочем, одно и то же. Давай договоримся, что есть две версии одного и того же эпизода, и обе правомерны.
– Господи, прошу тебя, не дай этой женщине свести меня с ума, – взмолился Кейси, подняв взор к потолку.
– Но, дорогой, мне надо сделать что-то необычное, чтобы ты поверил, что я не такая плохая, – упрямо твердила Джез.
– Ты не нужна мне лучше, чем ты есть, иначе это будешь уже не ты, а другой человек, а мне нужна прежняя, неусовершенствованная копия, та самая – невыносимая.
– Но я все-таки нужна тебе, ты в этом абсолютно уверен? Тебе еще не пришло в голову – благодаря моим усилиям, – что будет лучше, если ты передумаешь? Я так себя вела! О, Кейси, как я ужасно себя вела с тобой! Какая я была ледяная, равнодушная – я вдруг пришла в ужас, что, возможно, оттолкнула тебя. И если бы только я не обнаружила, что твой факс по-прежнему включен, я подумала бы, наверное: ты решил, что с тебя хватит, и ушел.
В голосе Джез отразились все ее страхи и тревоги.
Кейси в замешательстве помотал головой. Она действительно не в себе. Хорошо, что это не заразно. Одного такого в семье вполне хватит.
– Джез, помнишь нашу помолвку? – сказал он как можно терпеливее, как говорят с маленьким ребенком. – Ведь это было не так давно, не правда ли? Скажи: «Да, Кейси, совсем недавно».
– Да, Кейси, совсем недавно, – повторила Джез с облегчением, хотя ее голос задрожал.
– Умница! А теперь скажи, разве я не говорил тебе, что хочу прожить с тобой до конца дней? Разве я не говорил, что ни за что не отпущу тебя? Если ты думаешь, что твоя рассеянность и отстраненность могут повлиять на мою любовь, то подумай еще раз хорошенько. Этого никогда не случится!
– Этого никогда не случится. – Джез обхватила его за шею, не обращая внимания на то, что сотни складок ее платья могут измяться и никто в Калифорнии не сумеет их отгладить. Она могла оставаться в такой позе часами, подумала она, доверив его сильному телу всю себя. Так спокойно... так надежно.
– Так-то лучше, – сказал он.
– Так-то лучше, – повторила она.
– Теперь можешь уже отпустить.
– А если я не хочу?
– И не вздумай.
В его голосе прозвучало серьезное предостережение.