Все или ничего

Армстронг Линдсей

Итак, подумала Брайони, помешивая свой кофе, наш друг — состоятельный скотовладелец, находящийся на отдыхе. Должно быть, так, раз живет в Сиднее.

На этом Грант распрощался, пожелав всем спокойной ночи и никак при этом не выделив Брайони, отчего она почувствовала себя как парус во время штиля… Интересно, как это понимать, подумала она.

Дора откинулась на спинку стула с легким вздохом:

— Такой приятный человек, — со счастливым видом произнесла она и повернулась к Брайони, в глазах у нее

горели чертики, — и, похоже, холостой. Как вам кажется, сколько ему лет? Ближе к сорока? — Не дождавшись ответа, она решительно кивнула головой. — Самое время обзавестись семьей, как мне думается.

— Но когда мы поженились, тебе было девятнадцать, а мне двадцать один, — с упреком в голосе заметил Дуайт.

— Но ты всегда был размазней, Дуайт Вайнберг, — весело сказала его жена. — Равно как и я, а вот такой человек, как Грант Гудман, был бы отличной парой для такой зрелой девушки, как Брайони, уж поверьте мне!

От сочетания слов "зрелая" и "девушка" Брайони стало неловко, и, чтобы скрыть свое смущение, она живо начала рассказывать о зверьках, обитавших в этих местах.

— Вот смотрите, это оппосум, а это — мелкая разновидность кенгуру. Ой, а вон тасманский дьявол! Его не часто можно увидеть, так что нам сегодня повезло. — Она рассказала гостям о том, что этих животных можно кормить только фруктами и овощами, иначе они могут заболеть и умереть, а в заключение ее рассказа в воздухе взмыла парочка сумчатых летучих мышей, что вызвало дополнительный восторг слушателей.

Наградой Брайони за все ее усилия явилось решение большинства гостей пораньше лечь спать после многочасовой экскурсии, и к десяти часам комната отдыха опустела. Но когда Брайони напоследок обходила гостиницу, гася лампы и поправляя подушки, и снова оказалась в этой комнате, дверь отворилась и вошел Грант Гудман.

Он остановился и посмотрел на нее:

— Я опоздал, Брайони?

Она распрямилась и с недоумением посмотрела на него. На нем были те же черные брюки и светло-серая рубашка, что и за ужином, только сейчас поверх нее был надет кашемировый черный свитер.

— Опоздали куда? Что вы имеете в виду?

Грант Гудман удивленно приподнял бровь. Брайони поджала губы, и он это заметил, но спокойно ответил:

— Да выпить чего-нибудь. Я не могу уснуть — кругом такая мертвая тишина.

— Вовсе нет, — ответила она, быстро приходя в себя. — Может, возьмете с собой в домик? Здесь, как видите, не очень весело.

— Нет, спасибо. Может быть, вы присоединитесь ко мне?

— Извините, но у меня завтра трудный день, и мне необходимо выспаться. — Она сказала это в своей обычной дружелюбной манере и двинулась к бару. — Что вы предпочитаете?

Он сел на высокий табурет и с минуту разглядывал ее.

— Вы всегда делаете только то, что необходимо?

— Всегда, —

ответила она оживленно-приподнятым тоном, каким привыкла разговаривать с гостями. — А вы нет?

— Не всегда, нет, — задумчиво проговорил он.

— Шотландское виски? Бренди? А может, ликер? У нас большой выбор.

— Я вижу. Брайони, спасибо. А откуда вы родом, Брайони?

Она налила бренди и пододвинула ему стакан.

— Тоже из Сиднея, только из довольно неприглядного пригорода и без возможности вырваться на собственное ранчо.

Он слегка улыбнулся.

— Ранчо могут быть пыльными, лишенными романтики местами, где надо много и тяжело работать.

— Так значит, вы дезинформировали Дуайта и Дору?

Он весело взглянул на нее, пожал плечами и уклончиво ответил:

— Скажите, предубеждение, которое вы испытываете, направлено на всех владельцев ранчо или только на меня?

— Пожалуй, то и другое понемногу.

— Так означает ли это, — его длинные пальцы поигрывали стаканом, — что вы рассматриваете скотовладельцев как привилегированный класс, в то время как сами к нему не принадлежите?

Брайони уставилась на него, а затем сухо сказала:

— А какое это имеет значение? Я…

— Отправляетесь спать? — закончил он за нее. — Было бы намного лучше, если бы вы присоединились ко мне и рассказали обо всем, что вас мучает. За вас. — Он приподнял стакан.

Брайони захотелось немедленно уйти, но она решила, что подобное поведение никак не вяжется с положением, которое она занимает, и, протянув руку за стаканом, налила туда минеральной воды.

— За вас, — сказала она резко.

— Вы не пьете?

— Почему, иногда пью, когда есть настроение, — ответила она.

— Понятно. Так о чем мы будем говорить?

Брайони хотела было спросить у Гранта Гудмана, откуда он про нее знает, — обстоятельство, которое не давало ей покоя с момента их разговора в автобусе, но вместо этого сказала:

— Выбор за вами, мистер Гудман, ведь это вы настаиваете на разговоре.

Он сделал глоток бренди, медленно опустил стакан и оглядел ее бесстрастным взглядом.

— Расскажите мне поподробней о своем не очень счастливом детстве.

— Я этого не говорила!

— Но это то, что можно заключить из ваших слов.

Брайони пожала плечами.

— Мой отец умер, когда мне было десять лет, и матери пришлось нелегко с двумя детьми, но было бы неверным назвать мое детство несчастливым.

Она грустно улыбнулась.

— Когда вы начали заниматься бизнесом?

— Мне было восемнадцать, я училась на курсах бухгалтеров и устроилась на вечернюю работу барменшей в одну гостиницу. Через год я уже стала заведовать тем баром, потом перешла на работу администратором и так далее и тому подобное.