Всё исправить
Шрифт:
Динамик хмыкнул повторно.
– Это в сказке, уважаемый Алексей Борисович. А мы с вами живем не в сказке, к сожалению. Суровая реальность…
– Ерунда, – возразил Чекалов. – Злобная реальность не существует в вакууме. Таковой ее делают люди – вот вы, к примеру. Мы рождены, чтоб сказки сделать былью… только вы и вам подобные выбираете зачем-то самые страшные.
Пауза.
– Да вы идеалист…
– Идеализм – непременное свойство людей Света. С ним они живут, и, как ни странно, нередко побеждают. И вы не понимаете самой сути русских сказок. Напомню – и Емеля, и дедок поймали добычу
– Ох уж эти мне сказочники! – добродушно хохотнул динамик. – Емеле что, он же был вольный человек, и над пушкинским дедушкой, насколько помнится, довлело лишь начальство в виде собственной престарелой супруги. Увы, в реальности все намного сложнее. Честное слово, я лично сейчас же выпустил бы вас из этого вертепа. И даже не из природного альтруизма, не подумайте. Просто потому, что мне бы лично хотелось наладить именно взаимовыгодное сотрудничество, основанное на взаимоуважении и взаимопонимании…
Да он, похоже, психолог, подумал Алексей, разглядывая грубую побелку потолка. Этакий журчащий, хорошо поставленный баритон, вязь слов просто усыпляет… Но с «взаимо» явно перебирает. Нельзя столько раз подряд использовать однокоренные слова в едином предложении… нелитературно это…
– Так я и не понял, в чем взаимовыгодность нашего с вами… гм… гипотетического сотрудничества. Вместо этого карцера вы предлагаете обширную комфортабельную камеру? Не впечатляет.
– Камеру?! – изумление и обида в голосе из динамика звучали совершенно натурально. – Да Бог с вами, Алексей Борисович! Этак вы, пожалуй, объявите, что и наш глубокоуважаемый президент является заключенным! Он ведь тоже повсюду перемещается в сопровождении личной охраны, и члены его семьи… Увы, статус вип-персоны предполагает некоторые ограничения…
Ну вот, подумал Чекалов, разглядывая грубый сварной шов на двери. Заставил человека, привыкшего к ясности и краткости, рассыпаться в несвойственных ему монологах. Ведь явно же мучается, то ли дело бы сейчас ему восседать за столом, а подследственный на стуле мнется… и задавленный страх в глазах, воспоминание об оцинкованном столике в камере… пока без инструментов, правда… Трудно ему. Предложить по сути нечего, и надавить как положено нельзя, уж больно деликатный случай… Однако, с прелюдией пора кончать. Как там в спектаклях – кульминация и развязка? Или сегодня только кульминация, а развязка уже завтра?
– Борис Львович, зачем так много слов. Все, что нужно для начала, это отпереть двери и извиниться за причиненное беспокойство.
Пауза.
– Сказать откровенно, вы ставите меня в несколько затруднительное положение, уважаемый Алексей Борисович, – в голосе динамика из отдушины теперь слышалось хорошо срежиссированное огорчение. – Однако позвольте маленький вопрос? Где сейчас находится ваша якобы умершая супруга?
А вот это он зря, подумал Алексей, катая желваки на скулах. Разумеется, он полагает этот вопрос убойным, просто наповал. Расколоть решил, стало быть… Как пацан-первоклашка, увлеченно пытающийся вскрыть случайно найденный артиллерийский снаряд при помощи молотка и зубила.
– Насчет «якобы» подробнее, пожалуйста.
–
Голос свыше сделал многозначительную паузу.
– Так что там со свидетелями? – подбодрил Чекалов партнера по дискуссии.
– У доктора, принимавшего роды, случилась полная амнезия… впрочем, он потерялся и умер. Опознали его случайно и уже после смерти. Операционная сестра удачно вышла замуж за гражданина Австралии, и в ту Австралию, естественно, укатила. И вот буквально позавчера выясняется, что девушка утонула, ныряя с аквалангом где-то в коралловых рифах. Представляете?
Вот это новость, подумал Алексей. Ну хорошо, доктор… но ее-то за что? Или все банально – «не стой под стрелой», как пишут на башенных кранах?
– А с анестезиологом случилась и вовсе дикая история. Мыл себе человек окно, мыл-мыл… да и выпал. Бывает же такое!
Голос из динамика сделал эффектную паузу.
– Memento mori… – медленно произнес Чекалов. – Каждого касается.
– Воистину, воистину memento mori! – подхватил голос свыше. – И коснулось практически всех причастных, так сказать. Всех, кто видел… Патологоанатом жив, правда, но уверенно вспомнить детали не может. И на фотографии не опознал. Можете себе представить?
Алексей молчал, катая на скулах желваки. Та давняя, хорошо слежавшаяся боль уже всплывала, нет, уже не обжигая, как тогда – просто словно сильно ударили в сросшуюся кость… И вновь сквозь это ощущение проступила мордашка пацаненка, увлеченно колотящего по взрывателю молотком.
– Сказать откровенно, я восхищен, Алексей Борисович, – голос в динамике достоверно изобразил соответствующую интонацию. – Покопал я тут бумаги по Вольфу Мессингу, еще там парочке… куда тому Мессингу до вас!
Определенно психолог, подумал Чекалов, разглядывая заслонку «кормушки». Прямо капитан Жеглов из того кинофильма. Как там было-то… «накиньте шубку, здесь прохладно». Или там требовалось поднять с полу кошелек?
– Да, так на чем мы остановились?
– На том, что я много круче Вольфа Мессинга. И потому пора открывать дверцу.
– Железная логика! – хохотнул голос свыше. – Правда, изначально речь шла о фиктивной смерти вашей супруги, ну да бог с ним… может ведь тот патологоанатом иметь плохую память, верно? Но я вас вполне понимаю, тут дискомфортно. Хорошо, мы сейчас попробуем подписать пару бумаг…
– Это только осложнит вам задачу, – не слишком вежливо перебил Чекалов. – Видите ли, я хочу, чтобы ваша служба забыла о моем существовании. Раз-навсегда-совсем.
Долгая пауза. Наконец-то я его озадачил, подумал Алексей, разглядывая отдушину с телекамерой.
– Это невозможно.
– Это возможно, и вне сомнения будет исполнено. Вами, Борис Львович. И вы даже не подозреваете, по какому тонкому льду сейчас ходите.
Пауза.
– Любой другой, услышав угрозы, исходящие от человека, находящегося в вашем положении, просто рассмеялся бы…
– Угроза?! – искренне изумился Алексей. – Человек облил себя бензином и готов чиркнуть спичкой. Его хватают за руку, а он кричит о какой-то угрозе…