Все, как у всех
Шрифт:
В конце недели он позвонил в Ирландию выяснить номер рейса и время прибытия. Он всегда встречал жену с конференций и сегодня это было для него особенно важно – чтобы всю информацию она получила от него, хотя…наверняка, она уже в курсе. По телефону было совершено неясно, что именно ей известно. Ровный, чуть усталый голос, никаких эмоций и рассказов о стране – в целом, всё, как всегда. Впервые за все эти дни его буквально обожгла мысль – дети, его мальчишки уже дома, вернулись на конец недели. Как правило, пока жена занималась или дежурила, он встречал их, приводил
Они очень любили шашлычную неподалеку, где набирали все виды шашлыка, салаты, соленья, хумус, лепешки. А он с удовольствием смотрел, как они едят и делятся друг с другом историями о своей службе. Слушал вполуха – ему достаточно было видеть их – здоровыми, сильными,совсем взрослыми, но все равно остающимися его мальчишками с лицами, перепачканными хумусом, как в детстве.
Что они думают о его таком "английском" уходе из дома? Что они услышали от бабушки? Почему не звонят – ни один, ни другой? Они умные, душевные, тактичные, они – его сыновья и просто обязаны его понять. Он вспомнил, как учила его мама лет в 13-14:
"Хочешь быть услышанным – скажи. Хочешь быть понятым – объясни". Он помнил эти фразы всю жизнь. Мама ушла рано, но те простые истины, которые она пыталась посеять в его сердце, он не забыл. Хотя, сейчас плохо представлял, как и что сказать, а тем более – как объяснить? Кому угодно мог, но только не своим мальчишкам.
Рейс из Дублина прибыл вовремя. Он погрузил ее багаж, спросил, как было.
– Обычно. Лекции с утра до вечера.Погода жуткая, холодно. А ты как съездил?
– По кофейку? – вместо ответа спросил он.
Она безразлично кивнула.
Они припарковались возле "Аромы" – их любимого кафе. Было немноголюдно. Им повезло попасть в такой час, когда можно занять любое место,не ожидая в очереди. Сели у окна, в углу. Заказали, как обычно, по капучино – он без молока, она – погорячее. Сидели молча, сосредоточенно мешая чайными ложечками кофе в чашечках с логотипом кафе, безжалостно разрушая пенные сердечки, превращая их в невнятные обрывки, так похожие на острова Мальтийского архипелага.
Она сняла очки – модная оправа от Роберто Кавалли, покупали в Риме – и легонько помассировала виски и уголки глаз.
Потом долго протирала стёкла и, наконец, спросила:
– Почему не пьешь? Остынет. – Она не переваривала теплый капучино, всегда просила принести "погорячее".
Привычно развернула крошечный квадратик молочного шоколада , осторожно опустила в чашку. Называла это "побаловать себя". Он знал наизусть ее многие привычки из той, прежней жизни и новые, появившиеся уже здесь.Они были вместе уже так давно.
– Знаешь, Лера, – начал он,не притронувшись к кофе.
– Знаю, – немедленно откликнулась она. – Давно.
Он опешил.
– Да, – продолжала она.– Ты хочешь спросить, почему молчала? Ну, во-первых, ждала, чтобы дети закончили школу, потом – чтобы вернулись из армии. Я не имела права так поступать с ними, вешать на них наши проблемы, пока они там…Она неопределенно взмахнула рукой. – Ты
Да, он знал своих детей, знал, каким ударом будет для них это известие.
– Вот и хотела потянуть ещё немного. Но сейчас я поняла – нельзя жить во лжи, – она пригубила остывший кофе, поморщилась и повторила четко и раздельно:
–Нельзя жить во лжи. Я объясню им все сама.
В машине они молчали. Так и ехали час с лишним в абсолютной тишине.
Он выгрузил ее чемодан из багажника, предложил проводить до двери, но она отказалась.
– Четыре колеса – сами едут, сами правят, сами к бабушке доставят.
Он сам покупал ей этот чемодан, лёгкий, красивый, вишнёвого цвета с матовой черной окантовкой – специально для конференций, чтобы ей было легче, когда его нет рядом.
– Ладно, пока, – она легко помахала рукой. – Встретимся у адвоката. Я думаю, что проблем у нас не будет. Завтра я подаю на развод. Скажем на суде, что не сошлись характерами.
Он не помнит, как доехал домой – в этот жуткий район южного Тель-Авива, в эту убогую квартирку, в которой хозяин давно обещал побелить стены, сменить трисы и починить кран на кухне. Это был сумасшедший контраст с той квартирой, в которой он жил уже больше трёх лет. Но ему было хорошо там, где была Лиз. Тепло и уютно. Когда душа не рвалась никуда,а просто чувствовала себя дома, словно укрытая чем-то тончайшим, невесомым и необыкновенно теплым.У его мамы был когда-то такой ажурный пуховый белоснежный платок, который назывался "паутинка".Практически невесомый,с лёгкостью проходящий через кольцо,он приятно согревал плечи.
Лиз тоже согревала – легко и невесомо – одним своим присутствием.
Вот и сейчас – она ничего не спросила, почему он припозднился после работы, лишь кивнула, как обычно:
–Ты в порядке?
Да, он был в порядке.
Глава третья
И полетели дни и ночи, ночи и дни.
К середине лета они переехали в приличную 3-хкомнатную квартирку с лифтом и стоянкой. Правда, на последнем этаже, но с кондиционером. Без вида на море, но в нормальном районе, с нормативными соседями, не лезущими в душу и не набивающимися в друзья,не жгущими костры на лестничных площадках, не ломающими почтовые ящики, исправно платящими взносы в домовой комитет. Шесть этажей, стоянка, опрятная лужайка вокруг дома, а самое главное – очень тихая и спокойная улочка в центре это белого, в чём-то безумного, но такого любимого города, пахнущего кофе, морем и каникулами.
Макс, возвращался в конце недели, и они его почти не видели. Мальчик-подросток, с которым ему удалось подружиться когда-то, превратился в огромного, заросшего щетиной парня, немного флегматичного, не задающего лишних вопросов и никак не прореагировавшего на факт их объединения. Ему оставалось совсем немного до выхода из армии, и он собирался поступать в колледж в провинциальном городишке на юге страны. Он сам принимал решения, ни с кем особо не советуясь – мальчик, выросший без отца и так быстро ставший взрослым и самостоятельным.