Все кошки возвращаются домой

Ролдугина Софья Валерьевна

Ками неопределенно хмыкнул и вдруг шагнул, вставая на ступеньку выше меня. Так, что лица наши наконец-то очутились на одном уровне. Глаза у Ками были смертельно серьезными, а ладони, лежавшие на моих плечах, — жесткими и уверенными. Не детскими.

— Слушай меня, Найта, и слушай внимательно, — четко произнес он. Я не сразу сообразила, что на этот раз Ками говорил не на привычной для слуха смеси наречий, к которой с детства приучались все, кто жил в семьях равейн или магов, а на своем родном языке. Будто боялся перепутать слова

или слишком волновался. — Не знаю, о чем ты там со своим телепатом трепалась, пока вы мерялись взглядами… Могу догадываться только. Но скажу одно — зря обижаешься. У Ногицунэ таких воспитанников, как я, не один десяток был. Она лучше знает, как поступать.

— Не в этом дело, — откровенничать не хотелось. Слова «человеческое сырьё» все еще эхом метались в голове.

— А в чем тогда? — в голосе Ками прорезалась ехидца. — Неужели не в том, что тебя, такую крутую эстаминиэль, заткнули, как школьницу?

Я хотела возразить, может, даже вывалить на Кайла весь наш диалог с Максимилианом, но задумалась. Сгоряча мне показалось, что в жилах кипит обида за все человечество. Но если поразмыслить как следует… За Ксилем никогда не водилось презрительного отношения к людям. Князю, кажется, по большей части вообще было все равно, к какой расе принадлежал его собеседник.

Скорее всего, под «сырьём» и «материалом» он понимал именно худшую часть любого общества, не только человеческого — пассивную, трусливую, не умеющую за себя постоять. А я просто вывернула его слова так, как мне было удобнее, чтобы…

…чтобы скрыть от себя обиду на то, что Максимилиан принял такое… авторитарное решение. Фактически — по праву, как глава группы.

А поступила некрасиво именно я, начав оспаривать приказы командира. У людей по законам военного времени за такое вообще едва ли не расстрел полагался.

Я вздохнула. Где-то в глубине души черной кусачей змеей начала просыпаться совесть.

Хорошо, что мы не в человеческой армии.

— Наверное, ты прав, — вынужденно признала я, отводя взгляд и начиная медленно подниматься по лестнице. Швыряться вазами и прочими хрупкими предметами расхотелось. Их, между прочим, тоже люди делали, старались. Явно не для того, чтобы всякие истерички в сердцах фарфор колотили. — Спасибо… И прости, что я на тебя так напустилась там, на веранде.

Ками фыркнул. Ступени скрипнули, мягко прогнувшись под торопливыми шагами, и внезапно теплые руки обвили мою талию. Я замерла.

— Дура, — Кайл уткнулся мне лбом куда-то между лопатками. Кажется, его потряхивало. — Найта, ты что, думаешь, я не понимаю, почему это? Я же не совсем кретин. До того, как ты появилась, обо мне только Клара заботилась… А потом… Я и Хани… — голос его упал до шепота. — А сейчас… ты… мой друг. Единственный. Вообще единственный. Больше никого. Понимаешь?

— Понимаю, — выдохнула я, не зная, чего хочу больше — развернуться и тоже обнять его, погладить по голове — или расплакаться.

Дверь

внизу хлопнула. Звякнули тяжелые серьги.

— Вот пойду и расскажу князю, кого и с кем я застукала, — мрачно и торжественно изрекла Корделия. — Ты, мальчишка, наверное, из чувства благодарности к Максимилиану хватаешь тут его невесту за грудь.

— Неправда! — возмутилась я, резко раздумывая плакать. — Ками просто… Ай! Ты что делаешь? — я отпихнула нахальную ладонь лисенка и резко развернулась.

Ками округлил бесстыжие глаза. Разноцветные волосы воинственно топорщились во все стороны.

— А я что? — нахохлился он. — Терпеть не могу, когда меня ругают за то, что я не делал. Сразу хочется дать повод, чтоб хоть зря не ругали.

— Вот оболтус, — неискренне возмутилась Корделия. Глаза ее смеялись. — Ладно, мальчики и девочки. Кому-то пора отправляться на поиски «бездны», а кому-то — получать последние наставления от Ногицунэ. Давайте, быстренько, быстренько!

Рядом с Корделией — живой, деятельной, эмоциональной — грустить или обижаться было совершенно невозможно. Поэтому я постаралась взять себя в руки, позволив лишь небольшое послабление — пойти и умыться в комнате до того, как возвращаться к Максимилиану и остальным.

А князь, между тем, времени даром не терял.

— Значит, так, — объяснял он дуэту Ирсэ и Корделии, когда я вернулась на веранду. — Каждый берет с собой «компас», — Ксиль указал на плавающие в мисках волосы. — Потом отправляемся по точкам. Отмечаем на картах направление, которое указывают «компасы». Дальше — возвращаемся, перечерчиваем все отметки на одну общую карту и таким образом получаем четко обозначенный район для поисков. Найта, идешь с Корделией, ладно? — как ни в чем ни бывало, просиял Ксиль сумасбродной улыбкой. — Ну, расходимся, что время-то терять…

Я хотела было остановить Максимилиана, перемолвиться с ним хотя бы словечком, попытаться извиниться… Но князь уже подхватил со стола свою карту, «компас» и — ищи ветра в поле.

Корделия действовала четко. С ориентированием на местности у нее не возникло ни малейших затруднений, и линия на карту легла ровно, как по линейке начерченная. По правде говоря, мне даже делать ничего не пришлось — так, подержала миску с трофейной прядью волос и покорно согласилась с предложением княгини поскорее вернуться в Пепельные Палаты.

А дальше — время понеслось, будто кто-то нажал на быструю перемотку. Ксиль вывел на карте район поисков, заставил меня переодеться в доспехи из савальского шелка и запастись телепортационным амулетом. Базу, или, вернее сказать, нору инквизиторов мы разыскали через несколько часов, в провинциальном человеческом городке почти в двухстах семидесяти километрах к северу от Приграничного. Я осталась… разочарована. Не знаю, чего ожидала — засады, ловушек, элементарной охраны…

Но уж точно не обычной трехкомнатной квартиры на восьмом этаже.