Все краски ночи

Ховард Линда

Все в комнате сдержанно засмеялись, и атмосфера стала чуть менее напряженной.

Сердце Кейт переполнялось любовью и тревогой. Она готова была на все, чтобы защитить своих мальчиков. Они были такими маленькими. Они задирали головы, ловя каждое сказанное здесь слово. Им было всего по четыре года, и самым значительным достижением в их короткой жизни стало умение самостоятельно одеваться. Они целиком зависели от нее. От нее одной – только от нее одной – зависело их благополучие и их безопасность. Кейт повернулась к Шейле и сказала:

– Я хочу, чтобы ты уехала завтра и детей взяла с собой. Подержи их у себя, пока все это не закончится.

Шейла накрыла руку дочери своей и обнадеживающе пожала.

– Ты

думаешь, они вернутся? – спросила она, прищурившись. Она мало говорила с тех пор, как вернулась с прогулки и узнала, что ее дочь держали под прицелом. С запозданием Кейт поняла, что и ее мать переполняло то же сильнейшее желание защитить свое дитя, терзал страх за ее, Кейт, жизнь.

– Я боюсь этого, – призналась Кейт. – Но, если рассуждать здраво, к чему им сюда возвращаться? У них нет на то никаких причин, поскольку я отдала им чемодан, и я знаю, что моя тревога, вероятно, не более чем эмоциональная реакция на пережитый шок. Но мне будет спокойнее, если ты увезешь мальчиков в безопасное место. Самым ужасным из всего, что я чувствовала, был страх за вас, за мальчиков, за тебя. Я страшно боялась, что вы трое можете вернуться в самый неподходящий момент. – У Кейт снова свело живот при воспоминании о пережитом ужасе. – Я не знаю, что бы я сделала. – Голос ее сорвался, и она сжала зубы, чтобы не разрыдаться.

– Ты знаешь, как я мечтаю привезти их к нам с отцом погостить, но давай подождем до утра. Если ты не изменишь своего решения, тогда я завтра же с ними уеду. Ты не представляешь, как тяжело сейчас играть честно, – помолчав, добавила Шейла.

В этом комментарии была вся она, и слезы у Кейт сразу высохли. Кейт обняла мать, она любила ее, и была ей несказанно благодарна.

– Представляю, мама.

Шерри Бишоп подошла и похлопала Кейт по плечу.

– Тебе надо позвонить шерифу.

– Я ничего не имею против звонка шерифу, – сказала Кейт, вымучив улыбку. – Я просто думаю, что в полиции все равно ничего не смогут сделать. Эти люди скорее всего назвали вымышленные имена и уже давно уехали. Это подтверждает подозрения о том, что мистер Лейтон неспроста выпрыгнул из окна и уехал не попрощавшись – он действительно замешан в чем-то очень скверном, но… что с того? В конечном итоге никто не пострадал. Так что я могу, конечно, написать заявление в полицию, но, боюсь, этим все и закончится. Так к чему утруждать себя лишними хлопотами?

– У них было оружие! Они ограбили тебя! Это уголовное преступление! Ты должна позвонить в полицию! Факт вооруженного нападения должен быть занесен в полицейский протокол на случай, если они вернутся!

– Наверное, ты права. – Кейт быстро взглянула на Келвина. – Хотя, я думаю, не стоит сообщать шерифу о том, что мистер Харрис ударил одного из них по голове. – Кейт так же быстро отвернулась. Удивительное дело, с некоторых пор она не могла смотреть на Келвина, не испытывая при этом странного волнения. Одно воспоминание возвращалось к ней, всплывало перед глазами с потрясающей четкостью. Она словно воочию видела Келвина, держащего дробовик, нацеленный Меллору в голову. В тот момент у нее не возникло и тени сомнения в том, что он нажмет на курок, и Меллор, очевидно, пришел к тому же выводу. В тот краткий миг Кейт увидела Келвина с той стороны, о существовании которой раньше и подумать не могла, и теперь не могла понять, как уживаются в одном человеке болезненно стеснительный разнорабочий и воин с глазами, холодными как лед, без страха смотрящий смерти в глаза и убивающий без снисхождения.

Но похоже, ни у кого в Трейл-Стоп поступок Келвина не вызвал ни удивления, ни особых эмоций. Должно быть, соседи Кейт догадывались о существовании этой столь неожиданно открывшейся ей стороне личности Келвина. Вероятно, дело было не в особой скрытности Келвина, а в ее, Кейт,

слепоте, от которой она прозрела только сегодня. А может, она просто не утруждала себя тем, чтобы приглядеться к нему внимательнее. Факт оставался фактом: со дня смерти Дерека она посвятила всю себя мальчикам и работе и на все остальное просто закрывала глаза. Ей не было дела до того, чем дышат ее соседи, она не задавала вопросов, которые могли бы дать ей информацию о том, кто есть кто, что скрыто за тем, что видит она каждый день. Она прожила эти годы, словно лошадь в борозде, делала то, что должна была делать, не замечая ничего того, что не относилось непосредственно к ее мальчикам и ее бизнесу. Но с другой стороны, что еще ей оставалось делать? Только закрыв эмоциональные шлюзы, она давала себе шанс выжить и сохранить рассудок.

Соседи были к ней благосклонны, и Кейт воспринимала их дружелюбие и готовность прийти на выручку как данность, не задумываясь о том, какой жизненный опыт, какие радости и горести напитали источник душевной щедрости каждого из них. Что она о них знала? Почти ничего. Нина была ее самой близкой подругой, но Кейт и о ней почти ничего не знала. Она даже не знала, почему Нина ушла из монашеского ордена. Почему Кейт о ней ничего не знала? Потому ли, что Нина не хотела говорить о себе, или потому, что Кейт никогда ее об этом не спрашивала? Кейт было стыдно за себя, за свою черствость. Ей было мучительно стыдно: за все эти годы она ни разу не протянула руку, не открыла сердце той, которую считала своей подругой, ни разу не попыталась стать ей по-настоящему близким человеком.

Все они, ее соседи – ее друзья, собрались сейчас здесь, у нее в столовой. Они пришли не сговариваясь, как только узнали о том, что у нее случилась беда. У Кейт не было сомнения в том, что, узнай они вовремя о том, что происходит, немедленно пришли бы к ней на выручку, каждый из них, прихватив то оружие, что было в их распоряжении. Она жила здесь уже три года и считала, что знает всех местных, но теперь возникало ощущение, что она впервые видит их, видит по-настоящему. Рой Эдвард, присев на корточки, доставал из карманов всякую всячину, показывая Таннеру и пытаясь вызвать его на разговор. Из прежнего общения с Роем Кейт вывела, что он человек с причудами и отличается вспыльчивостью, но, похоже, он сумел найти общий язык с Таннером, потому что ее сын вытащил палец изо рта и, склонившись над перочинным ножиком Роя и каштаном, рассматривал их с живым интересом. Милли подошла и похлопала Кейт по плечу.

– Если ты не против, чтобы я похозяйничала на твоей кухне, я заварю тебе и Нине чаю. Чай лучше, чем кофе, помогает поднять настроение. Я не знаю почему, но это так.

– Я бы выпила чаю, – сказала Кейт, вымучив очередную улыбку, хотя чаю ей совсем не хотелось.

Они с Ниной как раз пили чай, когда на кухню вошел Меллор, угрожая им пистолетом. Кейт подозревала, что Милли испытывала потребность сделать что-то полезное и поэтому решила приготовить чай. Нина слышала предложение Милли. Они встретились с Кейт взглядами, и Нина чуть заметно поморщилась и страдальчески улыбнулась. Ей так же, как и Кейт, не хотелось пить чай, потому что чаепитие рождало у нее совсем не те ассоциации, на которые рассчитывала Милли.

Решив не откладывать звонок к шерифу на потом, Кейт вышла в семейную гостиную и еще раз позвонила в отделение полиции. Сет Марбери не ответил на звонок, и она оставила голосовое сообщение, затем села на диван, откинулась на спинку и закрыла глаза, воспользовавшись относительным покоем, чтобы привести в порядок нервы. Она слышала гул голосов за стеной, становившийся то громче, то тише, иногда раздавались гневные реплики, но их было все меньше.

Телефон зазвонил до того, как она успела собраться с силами и внутренне подготовиться к разговору. Звонил Марбери.