Все красное (пер. В.Селиванова)
Шрифт:
– Возможно, вы правы, – неуверенно сказала она, посмотрев на Эдека, одиноко сидящего на террасе. – На диване действительно будет проще.
– А на катафалке кто будет спать? – заинтересовался Павел. – Тьфу, то есть, я хотел сказать – на постаменте.
– Павел!… – выкрикнула Зося с упреком, видя блеск в глазах Алиции.
– Ну, на этом родильном столе, – поправился Павел поспешно. – То есть, на операционном…
– Павел!…
– Ну, я уже ничего не говорю…
– А кто раньше спал на диване? – спросила я громко, чтобы
– Эльжбета, – с облегчением ответила Зося. – Эльжбета переселится на эстраду… то есть, я хотела сказать, на… кровать.
– Эльжбета! – устало позвала Алиция. – Ты в гробу спать будешь?
– Могу, – ответила с каменным спокойствием Эльжбета, появляясь в кухонных дверях с тарелкой в руках. – Где у тебя гроб?
– В ателье.
– Какое-то новое приобретение? – вежливо поинтересовалась Эльжбета.
– Катафалк, – желчно объяснила Алиция.
– А, катафалк! Конечно, я посплю на этом памятнике. Мне никогда ничего не снится…
Меня не было на террасе, когда Алиция, Лешек и Зося попытались разбудить и транспортировать Эдека. Услышав крик Зоси, я выбежала из дома.
В падающем из комнаты свете было ясно видно смертельную бледность, запрокинутое вверх лицо, бессильно упавшую руку и недвижимые, широко открытые, всматривающиеся в черное небо глаза.
Эдек был мертв.
В том, что это убийство, сомневаться не приходилось. Удар был нанесен сзади.
Мы сидели за завтраком, тупо уставясь в тарелки и напряженно вслушиваясь в телефонные переговоры Алиции. С половины второго ночи до пяти утра табун полицейских носился по дому и саду в поисках орудия преступления. Их попытки объясниться с нами по-датски имели весьма плачевный результат.
Мы реагировали на происшедшее по-разному. Алиция держалась в основном благодаря присутствию Лешека – давнего друга. Сам Лешек и Эльжбета сохраняли философское спокойствие, бывшее, вероятно, их семейной чертой. У Зоси все летело из рук. Павел был захвачен сенсацией. Я же чувствовала себя выбитой из колеи: не для того ехала в Аллеред, чтобы наткнуться на труп.
Очередной звонок. Любезные до крайности полицейские сообщали новые подробности.
– Удар выдает профессионала, пырнули сзади острым, не очень длинным предметом, – поделилась Алиция, кладя трубку.
– Вертел! – вырвалось у Павла.
– Помолчи, а? – мрачно буркнула я.
– Никакой не вертел, а стилет, – ответила Алиция. – Возможно, пружинный. Не знаю, бывают пружинные стилеты? Сейчас они опять приедут искать. Ешьте быстрей.
– Почему они думают, что стилет, да еще пружинный, если в Эдеке ничего не было? – брезгливо спросила Зося.
– Рана выглядит как-то типично. Ешьте быстрей…
– Думаешь, лучше будет, если мы еще оптом подавимся?
– Ешьте быстрей… – простонала совершенно потерявшая чувство юмора Алиция.
Мы покорно проглотили все, не жуя, и привели помещение
Из-за языковых сложностей для проведения следствия к нам прислали некоего г-на Мульгора – худого, высокого, бесцветного и очень скандинавского. Этот господин (его служебный ранг навсегда остался для нас тайной) имел каких-то польских предков и на польском изъяснялся весьма своеобразно, полностью пренебрегая принятой в Польше грамматикой. Впечатление, однако, он производил симпатичное, и все мы искренне желали ему успеха.
Его помощники сразу кинулись искать тонкий и острый стальной предмет. Мы же собрались за длинным столом в большой комнате. Г-н Мульгор примостился в кресле с большим блокнотом в руках. Следствие началось. Алиция присутствовала при обыске, и за столом не осталось никого, кто бы говорил по-датски.
– Итак, было ли особ тьма и тьма? – спросил он любезно, беря быка за рога.
Мы единодушно вытаращили глаза. Павел неприлично фыркнул, Зося застыла с сигаретой в одной и зажигалкой в другой руке, Лешек и Эльжбета, похожие, как сиамские близнецы, уставились на него неподвижным взглядом с одинаково загадочным выражением. Все молчали.
– Было ли особ тьма и тьма? – терпеливо повторил г-н Мульгор.
– Что это значит? – вырвалось у Павла.
– Может быть, он спрашивает, как много нас было? – предположила я с сомнением.
– Да, – подтвердил г-н Мульгор и приветливо мне улыбнулся. – Сколько штук?
– Одиннадцать, – кротко ответил Лешек.
– Кто есть оные?
Сообщили ему анкетные данные всех присутствовавших во время преступления. Г-н Мульгор записал.
– Кто и что делали особы?
– Почему только мы? – вознегодовала Зося, считая, что вопрос относится к женщинам.
– А кто? – удивился г-н Мульгор.
Лешек сделал в сторону Зоси успокаивающий жест:
– Мы тоже. Он имеет в виду нас всех. Говорите, кто что помнит.
– Я – ноги, – решительно заявил Павел. – Помню только ноги.
– Какие ноги? – заинтересовался г-н Мульгор.
Павел смущенно посмотрел на него.
– Не знаю, – начал он неуверенно. – Наверное, чистые…
– Почему? – нахмурив брови, спросил г-н Мульгор.
Павел испугался окончательно:
– Господи! Не знаю. Наверное, их мыли, нет? Тут все моют ноги.
– Павел, ради бога!… – расстроилась Зося.
Г-н Мульгор производил впечатление человека, который терпеливо снесет все:
– Почему одни ноги? А остальное туловище нет?
– Нет, – сказал поспешно Павел. – На ногах была лампа, а на остальном туловище нет.
Видимо, манера изъяснения г-на Мульгора становилась заразительна. Зося попробовала поправить дело.
– Павел, подожди! Наверху туловища было темно. Тьфу! Скажите это как-нибудь по-польски!
– Может, слезем с этого туловища, – предложил Лешек, – и попросту покажем пану…