Всё летит в бездну
Шрифт:
И Гилберт читает заклинание превращения в птицу, после чего я наконец освобождаюсь от остатков цепей. Досадно, конечно, что я уже давно не питался как следует, а ведь предстоит неблизкий полёт.
Я взлетаю, оглядываюсь по сторонам, вижу невысокие горы, вижу озеро в другой стороне. Если мы всё ещё в Первом королевстве, то это должно быть озеро Глубь-Широкое, а за горами мои родные земли, туда мне и нужно.
— Удачи тебе! — машет снизу рукой Гилберт, и я вижу, как он вновь скрывается в подземном проходе. На всякий случай я пытаюсь запомнить,
Я добираюсь домой поздно вечером, когда на небе показывается надкушенная луна. Приветливо светятся окна нашего городка, будто кто-то обронил пригоршню звёзд среди лугов, а на холме над городом возвышается дворец, как большой кремовый торт, украшенный веточками дикого винограда.
В этот момент я мало думаю о тревоге родных, ещё меньше о Гилберте и совсем не вспоминаю о колдуне. Еда, вкусная еда, вот что занимает мои мысли. Ещё немного — и я смогу насладиться ею как следует! Душистый суп, аппетитное жаркое, паштеты, закуски! О, сколько всего, должно быть, наготовлено для свадебного пира! И всё это станет моим.
Эти приятные мысли прерывает ботинок, угодивший мне в спину, когда я пробираюсь по двору. От удивления я открываю клюв, и второй ботинок падает рядом.
— Это она! Она! — раздаётся визг советника Фланна, которому по какой-то причине не сидится во дворце. — Та самая мерзкая птица! Ох и получит она у меня!
Двое работников, оказавшихся неподалёку и привлечённых этими воплями, бросаются за мной в погоню. Я кричу, хлопаю крыльями и чудом успеваю проскользнуть между ними. Двор тесно заставлен экипажами, которые мешают мне взлететь, и остаётся лишь метаться, то пробегая между колёсами, то ныряя в узкие проходы. Кто-то умный уже догадался закрыть ворота.
От возмущения я не перестаю кричать. Я ведь был уже почти у цели! В это самое время я мог бы уже сидеть за столом!
— Щас мы ему шею-то скрутим, — обещает один из работников, почти ухвативший меня за крыло.
Теперь я кричу ещё и от страха.
Двери распахиваются, и на ступенях показывается кто-то, привлечённый шумом. Какое счастье, это Нела! Я тороплюсь к ней, пролетаю между ног советника Фланна, ныряю влево под колёса кареты, чтобы уйти от другого преследователя, пачкаюсь, теряю перья, молочу по ступеням и лапами, и крыльями, и наконец прячусь за спиной Нелы. Что, съели?
— Хватай её! — не успокаивается советник Фланн, торопясь к нам в одних носках.
— Бернард? — с лёгким удивлением в голосе произносит Нела, внимательно глядя на меня.
— Что, дорогая? — к нам выходит и отец. Как я рад его видеть!
— Возьми-ка эту птицу, — просит Нела. Удача, я спасён!
Отец неожиданно хватает меня за лапы и переворачивает вверх тормашками.
— Хо-хо, вот так добыча! — гордо заявляет он и трясёт рукой, в которой сжимает меня. В моих глазах, как в калейдоскопе, смешиваются огни двора, кареты, работники, Нела,
— Бернард! — возмущённо ахает Нела. — Держи его аккуратно и неси наверх!
— Это моя птица, — пытается было спорить советник Фланн. — Она меня... я...
Нела глядит на него, слегка прищурившись, с таким выражением, что колени советника Фланна начинают жить своей жизнью.
— Ох, если вам так нравится эта птичка, конечно, — бормочет он. — Я что? Я так. Пойду отыщу свои ботинки, да.
Затем он оборачивается к работникам, которые с интересом следят за происходящим, и грубо рычит:
— Что пялитесь, болваны?
После этого советник Фланн бесцеремонно расталкивает их и озирает двор в поисках ботинок. Но насколько успешны эти поиски, я уже не вижу, потому что отец уносит меня. За ним по пятам следует Нела.
— И всё-таки я не понимаю, — басит отец, — зачем нам эта птица. Может, на кухню её?
— Бернард, это альбатрос, — поясняет Нела голосом, каким люди обычно на что-то намекают. — Альбатрос вдали от моря.
— И что, он несъедобный? — интересуется отец.
Ужасно, что некоторые люди могут думать только о еде.
— Нам нужно туда, где мы сможем говорить свободно, — нараспев произносит Нела сквозь зубы. При этом она улыбается проходящей даме и ласково ей кивает.
— Да говори прямо здесь, — гудит отец как труба. — Что такого-то?
На звук его голоса оборачиваются сразу трое, и они живо интересуются птицей. Ещё бы, нечасто король таскает по дворцу альбатросов. На лице Нелы мелькает страдальческое выражение, но она быстро берёт себя в руки.
— Простите, — с ласковой улыбкой говорит она, — мы спешим.
— На самом деле... — начинает было отец, не торопясь сдвигаться с места, но вдруг охает и совершенно невежливо покидает придворных. Я вижу на его лице одновременно и изумление, и гнев. Он удивительно быстро добирается до своих покоев и оборачивается к Неле, которая как раз запирает за нами дверь.
— Что это ты сделала? — возмущается он, спуская меня на пол и пытаясь заглянуть себе за спину. Я замечаю на его камзоле прожжённое пятнышко.
— Всего лишь прикоснулась пальцем, — с ангельской улыбкой поясняет Нела. — А то ты не торопился. Принеси-ка нам еды.
Если бы кто-то однажды собрался изваять статую Крайнего Недоумения, отец самым лучшим образом подошёл бы на роль модели. Он так и замирает с приоткрытым ртом в попытке разглядеть свою спину, бедняга. Нела, как всегда, не видит необходимости в пояснениях, и исключений не делает даже для него.
— Еды-ы? — наконец отмирает отец. — Если в том, что происходит сейчас, вообще есть какой-то смысл, то я бы очень хотел его уловить!