Всё летит в бездну
Шрифт:
— Есть вести от Бернарда? — тут же подскакивает она.
— Не знаю. — отвечаю я ей, протирая глаза. — Только проснулся. Ты чего на полу спишь-то?
— Я не сплю, — отвечает она не вполне уверенно. — Как я могла заснуть?.. Спать сейчас не время.
— А почему бы и не отдохнуть? — не понимаю я. — Всем живым существам время от времени нужно восполнять силы.
— Я могу долго обходиться без сна, — отвечает мне Нела, которая
Когда мы выходим наружу, я вспоминаю, что есть одно существо, точно способное обходиться без сна. Справедливости ради, не уверен, что оно живое.
Пока все отдыхали, дедуля Йорген был занят важным делом. Он бережно собирал со стен домов слои почвы и успел выложить из мерцающих мхов и лишайников слова: «все ниновидют дидулю ёр». Как раз когда он трудился над буквой «г», мы с ним заметили друг друга.
— Это что? Это ничего! — затараторил он в явном смущении. — Это кто-то другой сделал, а я убираю!
— Каждый развлекается как может, — отмахиваюсь я от него. — Мы просто мимо проходим, не обращай на нас внимания.
— Ах так? — тут же возмутился он. — Значит, вам нет дела до дедули Йоргена? Никто, никто не любит бедного дедулю...
Но мы с Нелой уже удаляемся. У хода, ведущего к рудникам, выставлен пост, и Нела спрашивает у норятелей, есть ли какие новости.
— Пока ничегошеньки не замечено, — докладывают те нестройным хором, выпрямляясь и стуча тупыми концами копий о землю.
— Что ж, тогда я буду ждать прямо здесь, — говорит Нела и садится на камень неподалёку.
Однако проходит около трёх дней (сложно сказать точнее, не видя солнца), прежде мы получаем хоть какие-то вести.
К этому времени Скарри почти перестаёт дуться, и мы с Гилбертом увлечённо слушаем его истории о жизни и обычаях норятелей.
— Да, так на чём я остановился, — говорит Скарри. — Каждый юный норятель должен пройти посвящение — прорыть ход собственными лапами, как наши предки в старину, не пользуясь никакими инструментами. Отсюда и до подземного озера. А если сил не хватит или ход обвалится, тогда посвящение откладывается ещё на один год. Только тот, кто прошёл обряд, считается взрослым, имеет право голоса и может искать себе пару.
— А я вот не понимаю, — говорю я, — как же это ходы не обваливаются, если их там десятки или даже сотни вплотную друг к другу?
— Что? — удивляется Скарри и почёсывает лысую макушку. — А, да. Вторая часть посвящения состоит в том, чтобы зарыть свой ход, не оставив и следа.
— А как происходит выбор королей? — интересуется Гилберт. — Если по каким-то причинам норятели лишаются правителя, то как выбирают следующего и выбирают ли вообще?
— Это такой намёк на то, что меня свергли? — кислым тоном спрашивает Скарри. — Ну, не думаю, что здесь появится новый король, пока я жив. Как-то нам не до того, чтобы проводить
— Что за испытание? — говорю я и придвигаюсь поближе, чтобы ничего не упустить.
— А вот какое, — отвечает Скарри. — Самые крепкие молодые норятели расходятся кто куда, чтобы найти Приключение, пережить Опасность, победить и вернуться. Затем все собираются в круг, слушают истории о Приключениях и решают, кто же оказался самым сильным, смелым, ловким, умным и достойным.
Тут бывший король жмурит свои морщинистые глаза, откидывается на спинку кресла и принимается грезить о чём-то, вызывающем у него улыбку.
— Какое же Приключение было у тебя, Скарри? — нетерпеливо спрашиваю я. — Интересно было бы услышать!
— История долгая, — наконец отвечает он, не спеша возвращаться к нам из мира своих воспоминаний. — А я что-то устал, в сон меня клонит. Давайте позже расскажу.
Мы заверяем старика, что с нетерпением будем ждать, и оставляем его отдыхать. Стражи у входа пропускают нас и вновь замирают в почтительном молчании.
У стены дворца дедуля Йорген с упоением выкладывает надпись белыми камешками: «Некто нилюбит ёргина дидулю». За прошедшие дни окрестности пополнились десятком подобных надписей в самых разных, порой неожиданных местах. К примеру, мы так и не нашли ответа (а дедуля не признался), каким образом на одном из облаков появилось нацарапанное «ёргин».
— Уж лучше бы шил, — говорю я Гилберту.
Мой друг молча кивает.
К сожалению, у норятелей не нашлось ни ткани, ни игл. Свои рубашки, переходящие в штаны, они, как оказалось, выплетают из тонких волокнистых стеблей, подготовленных особым образом.
Детали кожаных шапочек и башмаков скрепляют тем же волокном, проделав отверстия в краях. А кожу берут — кто бы мог подумать! — со складов в подвальных помещениях и из городских мастерских, хозяева которых налегают на крепкие напитки, вследствие чего не замечают пропажи. И я подозреваю, что кожа — не единственное, что норятели заимствуют у жителей Немал-города, ближайшего к ним поселения.
Нела проводит почти всё время в ожидании новостей. Не удивлюсь, если она уже протёрла тот камень, на котором постоянно сидит. Она и сейчас находится там, но выглядит почему-то неспокойной.
— Что-то случилось? — спрашиваем мы, когда подходим ближе.
— Наверху кто-то появился, — отвечает она. — Наверное, Бернард! Может быть, скоро нам удастся с ним увидеться.
И заламывает пальцы.
— Ты переживаешь из-за вашей ссоры? — догадываюсь я. — Не бойся, он наверняка уже остыл, так что вы обязательно помиритесь. Он вообще добрый.
— Какой ссоры? — не сразу понимает Нела. — А, это. Так мы ведь тогда не по-настоящему ссорились. Мы с твоим отцом заранее договорились подстроить что-то подобное, чтобы разделиться. Так я могла начать действовать быстрее, а заодно увести тебя подальше от колдуна.