Все мы творения на день
Шрифт:
Через пару минут я окликнул ее:
– Можно немного погромче?
– Я знаю, что вы хотите услышать.
– И вы не хотите мне это сказать.
Наташа кивнула.
– Попробуйте представить следующее, – продолжил я. – Вы ничего не говорите до конца сессии, и вот время подошло к концу, вы выходите из кабинета – как бы вы себя чувствовали?
– Ну, хорошо, я скажу! Разумеется, моя жизнь в опасности! Мне шестьдесят девять лет. Сколько мне еще осталось? Вся моя жизнь позади, моя настоящая жизнь!
– Ваша настоящая жизнь?
– Вы когда-нибудь танцевали?
– Только чечетку. Я любил подражать Фреду Астеру, иногда дома, иногда на улице.
Наташа широко распахнула глаза и поглядела на меня с изумлением.
– Шучу. Я один из худших танцоров в мире, но люблю смотреть, как танцуют другие, и могу представить ваши чувства, когда вы выступали перед огромными залами, полными рукоплещущих зрителей.
– Знаете, вы весьма игривы для психиатра. И довольно-таки соблазнительны.
– И как вам это?
– В самый раз.
– Отлично. Тогда расскажите мне о настоящей жизни. Какой она была?
– Она была головокружительной… Толпы поклонников, фотографы, божественная музыка, костюмы и Сергей – поверьте мне, он был одним из красивейших мужчин в мире! И шампанское, и опьянение танцем, и да, безумный секс. Все, что было потом, лишь бледная тень той жизни. – Наташа, поначалу сидевшая на самом краю кресла, теперь расслабилась и откинулась на его спинку.
– Куда сейчас направляются ваши мысли?
– Должна вам кое-что рассказать. В последнее время меня посещает странная мысль – что каждый проживаемый мной день, даже очень хороший день, также является днем страданий, потому что он отодвигает меня еще немного дальше от моей настоящей жизни. Странно, не так ли?
– Это хорошо согласуется с тем, что я сказал ранее. Ваша «настоящая жизнь» как будто все еще существует где-то и поставлена на паузу. И если бы у нас было необходимое транспортное средство, мы могли бы отправиться туда и вы провели бы мне экскурсию. Понимаете, о чем я?
Наташа кивнула, и я продолжил:
– В некотором смысле эта мысль – ключ к пониманию вашего переживания на выставке. Вы искали не только Сергея – вы искали свою пропавшую жизнь. При том что взрослая, рациональная часть вашего сознания понимает, что все преходяще, что прошлое существует только в памяти и ваш прежний мир теперь только воспоминание, набор электрических или химических сигналов, хранящийся где-то в вашем мозгу.
Наташа слушала меня очень внимательно, и я развивал свою мысль дальше:
– Я понимаю, в какой вы ситуации. Я намного старше вас и сталкиваюсь с теми же проблемами. Для меня одной из самых страшных вещей, связанных со смертью, является то, что вместе со мной исчезнет весь мой мир. Мир моих воспоминаний, населенный всеми, кого я когда-то знал. Весь этот мир, кажущийся таким прочным, – пуффф, и исчезнет. На прошлой неделе я занимался разбором коробок со старыми бумагами и фотографиями, рассматривал их, находил фотографии улиц из того района, где жил в детстве, портреты друзей или родственников, которых никто, кроме меня, не видел живыми… Я выбрасывал их, и каждый раз что-то внутри меня содрогалось – будто я видел, как распадается на кусочки мой старый мир.
Наташа
– Понимаю, о чем вы. Спасибо, что говорите мне все это. Для меня очень много значит, когда вы рассказываете такие личные вещи. Я понимаю, что вы говорите правду, но такую правду нелегко принять. Знаете, сейчас, вот ровно в этот момент, мысль о Сергее бьется в моем сознании, я чувствую это. Он сражается за то, чтобы остаться там и быть по-прежнему танцующим.
– Хочу еще кое-что добавить о Сергее, – сказал я Наташе. – Мне довелось слышать много рассказов, как люди приходили на встречу выпускников спустя годы после окончания школы и влюблялись иногда в своего прежнего возлюбленного или возлюбленную, а иногда – в кого-то, мало им знакомого. Многие вступали в брак, некоторые отношения складывались счастливо, а другие оборачивались катастрофой. Думаю, большинство из них любили по ассоциации. То, что они любили на самом деле, – это их радостная юность, школьные деньки, мечтательное ожидание будущей жизни, которая еще вся впереди, бесконечная и полная волшебства. Это не любовь к кому-то конкретному. Человек становился просто символом той радости жизни, которую они чувствовали в юности. Я хочу сказать, что Сергей был частью того волшебного времени – вашей молодости, и поскольку он был рядом с вами в то время, вы окрашиваете его образ своей любовью, возлагаете на него любовь.
Наташа сидела молча. Через пару минут я спросил:
– Что вы чувствуете, о чем думаете, пока молчите?
– Я думала о названии вашей книги – «Палач любви».
– Вы чувствуете, что с вами я становлюсь палачом любви?
– А разве не так?
– Вспомните, вы сказали мне, что влюбились в Павла и прожили с ним прекрасную жизнь. Когда вы это говорили, я чувствовал радость за вас и за него. Так что от моей руки должна погибнуть не любовь, а мираж любви.
Молчание.
– Прошу вас, немного погромче.
– Я будто слышу внутри себя тихий голос, который шепчет…
– Что же он шепчет?
– Он говорит: «Черт вас подери, я не отступлюсь от Сергея».
– На это потребуется время, и вам лучше двигаться в своем темпе. Позвольте спросить вас о другом: заметили ли вы какие-то перемены в своем состоянии с тех пор, как мы начали работу?
– Перемены? Какие перемены?
– Вчера вы описывали ужасное, головокружительное чувство выброшенности из жизни, чувство отстраненности от настоящего. Изменился ли как-то этот симптом? Насколько я могу судить, на наших сессиях вы очень даже присутствуете.
– Не буду отрицать, вы правы. Невозможно присутствовать больше, чем я сейчас. Оказывается, если погрузить ноги в кипящее масло, то сознание отлично концентрируется.
– Вы считаете, что я говорю с вами жестоко?
– Жестоко? Нет, не жестоко, но жестко, очень жестко.
Я взглянул на часы: оставалось всего несколько минут. Как бы потратить их с максимальной пользой?
– Наташа, может быть, у вас есть какие-то вопросы ко мне?
– Хм, неожиданно. Да, у меня есть вопрос. Как вам это удается? Как вы справляетесь с тем, что вам восемьдесят и вы чувствуете, что конец все ближе и ближе?