Всё нормально
Шрифт:
Я простоял в очереди часа три или даже больше. Бананы не были расфасованы, и продавец взвешивал два кило для каждого покупателя отдельно, а это занимало много времени. Наконец стоявший передо мной мужчина средних лет в синтетических носках и сандалиях получил свои законные два килограмма, и подошла моя очередь. Вернее, могла бы подойти, поскольку продавец громко объявил: «Всё, кончились бананы!» – и скрылся в подсобке.
Сказать, что я расстроился, значит не сказать ничего. Причём больше всего меня огорчило даже не то, что мне придётся идти домой с пустыми руками. Бананы были редкостью, в очереди передо мной было много страждущих, так что я прекрасно осознавал, что рискую ничего не получить. И дело было даже не в тех
Будь я постарше я, наверное, пошёл бы домой, проклиная нашу собачью жизнь и эту страну, но мне было всего восемь лет – и я просто заревел. Мало-помалу обида и разочарование уступили в моём сердце место злости. Ну почему всё вокруг вот так? – задавался я риторическим вопросом.
Тогда я ещё толком не мог сформулировать, как именно «вот так», но с каждым днём всё более отчётливо понимал, что вот так я жить не хочу. Хотя выбора у меня, конечно, не было: куда ты денешься с подводной лодки?
В это трудно поверить, но всего тридцать лет назад все рестораны, заводы и магазины самой большой в мире страны принадлежали одному собственнику – «народу» в лице советского государства. При этом советская экономическая модель отказалась от такой морально устаревшей ерунды, как конкуренция. Вместо неё система породила фантом под названием «соцсоревнование», участники которого – заводские рабочие, шахтёры и колхозники – должны были поливать своим потом борозду за скромную получку и вручаемый время от времени нагрудный значок «Ударник социалистического труда».
Что-то дают
Для советской системы слова «прибыль», «эффективность» и «добавленная стоимость» были сугубо теоретическими понятиями. Зарабатывание денег не было целью заводов и фабрик, обратная связь с потребителями отсутствовала, а востребованность продукции покупателем мало беспокоила руководство предприятий.
Если завод «А» производил утюги, которые никто не покупал, это не значило, что их перестанут штамповать. В то же время, если завод «Б» выпускал сковородки отличного качества, которые пользовались огромным спросом, и их было днём с огнём не найти, то это совершенно не вело к тому, что предприятие произведёт хоть на одну сковородку больше, чем было изначально запланировано.
«План» – системообразующее ядро советской экономики. В случае существенного невыполнения ответственного руководителя могли снять с должности или даже исключить из партии. А это уже было серьёзно, так как грозило потерей пенсии и привилегий, в том числе доступа к дефицитным товарам и продуктам питания, а также возможности проводить отпуска в ведомственных и партийных санаториях или лечиться в спецбольницах.
Нехватка всего подряд сопровождала гражданина СССР на пути от колыбели до могилы. Слово «дефицит» было одним из главных в лексиконе советского человека. Из продуктов питания к дефицитным товарам относилось столько всего, что проще перечислить то, что дефицитом не являлось. Базовые овощи, хлеб, молоко, макароны, соль и рыбные консервы – вот, пожалуй, все продукты, на наличие которых в магазинах всегда можно было рассчитывать, со всем остальным надо было надеяться на удачу.
Вот, например, кофе – наглядный пример дефицита.
Более взыскательные кофеманы пользовались растворимым кофе. Естественно, у нас не было международных брендов вроде Nescafe или Maxwell – только единственная советская версия: как пыльца мелкий порошок, продававшийся в высоких металлических банках с золотистым узором в виде стилизованных кофейных зёрен с оригинальной надписью «Кофе натуральный растворимый». Разведённый кипятком, этот порошок образовывал кучу комков.
Разумеется, нельзя было просто так прийти в магазин и купить банку кофе – такое возможно было себе представить разве что в очень светлом, но отдалённом коммунистическом будущем. В семидесятые и восьмидесятые это было сокровище, которое получали в обмен на услугу, доставали благодаря особым связям или добывали через сложную систему спецзаказов. Также банка кофе считалась достойным подарком на любой праздник.
В нашем семейном хозяйстве кофеманов мама и бабушка контролировали свои персональные банки «натурального растворимого». Когда по воскресеньям мы с Алёшей выходили на кухню насладиться дозволенной порцией утреннего кофе, то я зачерпывал свою ложку порошка из бабушкиной банки, а Алёша – из маминой. И это касалось не только кофе. Бабушка и мама хранили все свои продукты в раздельных буфетах и холодильниках, как две недоверчивые соседки по коммунальной квартире. Как и многое другое, такой порядок вещей мне тоже представлялся совершенно нормальным.
Парадоксально, но в советской действительности пустые магазины магическим образом сочетались с полными закромами многих домохозяйств. Поскольку невозможно было предугадать, когда тот или иной продукт снова появится на прилавках, всё, что хотя бы гипотетически могло пригодиться, покупалось немедленно, при первой возможности и часто без особой нужды, впрок.
В нашем доме буфеты всегда ломились от разнообразных видов муки, круп и бобовых. Каждые пару лет мама с бабушкой проводили ревизию своих съестных припасов и выбрасывали, как правило, б'oльшую их часть, потому что в муке и крупах регулярно заводились жучки. Потери стратегических запасов вскоре восполнялись – по случаю закупалась очередная порция. Это был замкнутый круг.
Надо сказать, что насекомые населяли все щели и трещины советского быта. Щедро уставленный неплотно прикрытыми мусорными баками, город Ленинград был подлинным раем для мух. Как только на улице становилось тепло, дворы наполнялись низкочастотным гулом мушиных эскадрилий, которые с радостью залетали и в квартиры. Основным оружием возмездия в войне с летучими террористами служила свёрнутая газета. Истребление мух было настоящим искусством: нельзя было просто так размахивать газетой, в этом деле была важна стратегия. Толя, например, практиковал следующий метод. Он пристально следил за траекторией полёта мухи, осторожно подкрадывался к месту её приземления, терпеливо дожидаясь момента, когда муха начнёт «умываться» – потирать передние лапки. Бдительность её притуплялась, и вот тогда-то и наступал подходящий момент для атаки. Толя бил на поражение. И хотя трупы врагов немедленно ликвидировались, молчаливые свидетельства его побед в виде пятен на обоях ещё долго напоминали о кровопролитных побоищах.