Все новые сказки
Шрифт:
— Они притупляют мою реакцию. А когда вы имеете дело с «неме», у вас должна быть хорошая реакция.
— Просто отвечайте на вопросы, пожалуйста.
Холлоу предъявил налоговые декларации Коубела за последние три года. Когда Такер заявил протест, Холлоу сказал, что решать судье:
— Ваша честь, если человек заполняет налоговую декларацию — это свидетельствует о том, что он в здравом уме.
— Это весьма спорно, — заявил ультраконсервативный судья, вызвав общий смех в зале.
Ох, притянуть бы тебя, думал Гленн Холлоу. Ладно, через несколько
Судья сказал:
— Хорошо, приобщите их к делу.
— Это ваши декларации, мистер Коубел, не так ли?
— Думаю, да. Да.
— Из них следует, что вы прилично заработали за эти годы медицинской практикой. Около сорока тысяч в год.
— Возможно. Скорее всего так и есть.
— Значит, несмотря на свидетельства тех двух пациентов, которых мы выслушали, у вас достаточно много других пациентов, которых вы регулярно лечите и которые вполне довольны вашими услугами?
Коубел смотрел ему прямо в глаза.
— Вокруг очень много «неме». Кто-то должен бороться с ними.
Холлоу вздохнул:
— У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Обвинение вызвало своего эксперта, психиатра, который обследовал Коубела и установил, что, несмотря на некоторые отклонения, он не является невменяемым с юридической точки зрения. Он хорошо отдавал себе отчет в том, что делает, когда убивал жертву, — прекрасно понимал, что убивает.
Такер задал эксперту несколько вопросов, но не стал устраивать перекрестный допрос.
К концу второго дня слушания во время короткого перерыва Гленн устремил взгляд на скамью присяжных: он работал обвинителем и прокурором уже много лет и за эти годы научился не только разбираться в юридических тонкостях, но и читать по лицам присяжных.
И сейчас, черт бы их побрал, они склонялись в пользу Такера. Холлоу видел, что они ненавидели и боялись Мартина Коубела, в их глазах он был монстром, а то, что он говорил, — слишком странно, это не вписывалось в стандартные представления о людях и жизни. О, Такер был умен. Он не стал делать из своего подзащитного жертву, не стал упирать на то, что его клиент в детстве пережил психологическую травму, — он только упомянул о трагической гибели его семьи.
Нет, он наглядно демонстрировал, что вот это существо, что сидит с ним рядом за столом, — даже не человек.
Как сказал его эксперт: «Реальность мистера Коубела очень отличается от нашей».
Холлоу вытянул ноги и уставился на носки собственных ботинок.
«Я проиграю это дело, — думал он. — Я его проиграю. И этот сукин сын через пять-шесть лет выйдет из клиники и начнет искать новую жертву».
Он был близок к отчаянию.
«Неме»… вот же дерьмо.
Судья отвернулся от своего помощника и спросил:
— Холлоу, мы можем продолжать? Вам есть что предъявить суду?
И в эту секунду прокурора осенило. Он на минуту даже потерял способность дышать — настолько ослепительной была перспектива, к которой вела пришедшая ему в голову идея.
— Мистер
— Ваша честь, не могли бы вы отложить заседание суда до завтра? Обвинению нужно время…
Судья Роллинс с сомнением посмотрел на часы, потом сказал:
— Хорошо. Заседание суда переносится на завтра на девять утра.
Гленн Холлоу горячо поблагодарил его и велел своим молодым помощникам собрать документы и отвезти в офис. Сам он быстро пошел к двери, очень быстро, но все-таки на бег перешел лишь тогда, когда здание суда осталось позади, — он полагал, что негоже присяжным видеть прокурора слишком взволнованным, а тем более бегущим.
Чуть позже девяти утра следующего дня Гленн Холлоу встал и заявил:
— Обвинение вызывает в качестве свидетеля доктора Джеймса Федера.
Такер вскочил:
— Протестую, ваша честь!
— Причины?
— Мы получили уведомление о вызове этого свидетеля только вчера в восемь вечера. У нас не было времени подготовиться.
— Где вы были вчера в восемь вечера, адвокат?
Такер моргнул:
— Э… Я… Мы с женой ужинали в ресторане.
— Мистер Такер, вчера в восемь вечера я читал документы по этому делу. И мистер Холлоу также занимался этим делом — о чем свидетельствует повестка, присланная свидетелю. Ни один из нас не наслаждался деликатесами в шикарном ресторане «House O ’Ribs», как видите.
— Но…
— Решайте на ходу. В этом и заключается ваша работа, за которую вам прилично платят. Протест отклонен. Продолжайте, Холлоу.
Федер, человек с темной кожей, копной темных вьющихся волос и худым лицом, занял место свидетеля и присягнул.
— Итак, господин Федер, вы могли бы рассказать нам о своих регалиях и дипломах?
— Да, конечно. У меня есть ученые степени в области психологии и биологии, я получил их в университете Восточной Вирджинии, университете Олбани и университете Северной Аризоны.
— Программа обучения в этих университетах рассчитана на четыре года, правильно?
— Да.
— Чем вы зарабатываете на жизнь?
— Я пишу и читаю лекции.
— Вы издаетесь?
— Да, у меня изданы десятки книг.
— Вы их издавали сами?
— Нет, сэр, я работаю с солидными издательствами.
— И где вы читаете лекции?
— Повсеместно. В школах, книжных магазинах, библиотеках… частным образом.
— И много народу посещает ваши лекции?
— На каждой бывает порядка четырехсот, иногда до шестисот слушателей.
— А сколько лекций вы читаете в год?
— Примерно сто. Около того.
Холлоу сделал паузу, потом спросил:
— Вы знакомы с понятием «неме»?
— Да, сэр.
— Это правда, что именно вы изобрели этот термин?
— Да, сэр.
— А что он означает?
— Я объединил слова: «негатив» и «мем». С негативом, думаю, все ясно, а «мем» — это некое общее для всего общества явление, как песня или фраза, выделенная крупным шрифтом, которая западает каждому в голову. И распространяется повсеместно.