Всё о приключениях Электроника(Повести)
Шрифт:
— Первооткрыватель — ты, — со всей прямотой заявил Электроник. — Я только делал расчеты и добывал информацию.
Рядом с портретами — фотографии Плеяд. О семи звездах в древности сложили легенду: будто это семь дочерей бога Атласа, бежавшие от охотника Ориона в бездонное небо и превратившиеся сначала в голубей, а потом в звезды.
На второй фотографии выделяется яркая точка — сверхновая.
Но главное здесь — первая фотография, где на месте сверкающей сверхновой маленькая неяркая точка. Звезда
Сыроежкин смотрит на снимок, спокойно говорит:
— Теперь пусть разбираются специалисты, как произошла Вселенная.
— Можно сделать предварительный вывод, что человек получит новую энергию для космического корабля «Земля», — заявил Электроник. — Это данные Рэсси, он продолжает наблюдения.
— Рэсси ничего не прозевает, — с удовольствием сказал Сыроежкин. — Твое изобретение!
Электроник продолжал подытоживать победы восьмого «Б»:
— Корольков встречался с пианистом Туриным, разъяснил ему свой метод сочинения музыки… От Майи Светловой ни на шаг не отходят два физика…
— То есть как не отходят ни на шаг? — встревожился Сыроежкин и покраснел. — Какие еще физики?
— Наш учитель физики Виктор Ильич Синица и академик Крымов. Они пытаются понять, как Светлова сделала антигравитационный прибор, а она… Ты почему такой красный? Ты не заболел?
— A-а, Синица. — Сыроежкин махнул рукой. — Почему «заболел»? Это приступ внезапной мысли.
Он снова садится за самодельный стол, царапает пером по бумаге.
Электроник читает из-за его плеча: «Дятел долбит еловую дверь небес»… «Дятел гремит в еловую дверь»… «Дятел громит еловую»…
— Поиски глагола, — сказал Электроник. — Но при чем тут дятел?
— Сам ты дятел! — вскипел Сыроежкин и, взглянув на товарища, успокоился. — Понимаешь, дятел — не просто дятел, а символ. Я сочиняю одно послание… — Сергей чуть замялся, порозовел. — Для одного человека…
— Я догадался, что это стихи, — сказал Электроник. — Возьми вместо дятла более современный символ. Например, сверхновую.
— Я отказываюсь от звезд, — твердо отчеканил Сыроежкин. — Сегодня сверхновая, завтра сверхновая…
Он высунулся по пояс в открытое окно, взглянул на голубой апрельский снег, набрал воздуха и снова забормотал про дятла.
Гигантская работа поэта была очень наглядна: он высекал пером на бумаге искру неповторимого слова. Чудак Электроник! Разве пишут стихи про сверхновые, про сверхсильных или про а-коврики? Настоящие стихи складывают из самых обыкновенных слов. Вон за окном дятел стучит на старой сосне. Осторожно стучит, деловито. А в стихах он должен стучать так, чтобы человек, кому они предназначены, запомнил эти слова на всю жизнь.
— В одна тысяча пятьдесят четвертом году, — раздался скрипучий голос, — в июне месяце, как свидетельствуют
Сыроежкин с удивлением вслушивался в знакомые интонации. Как хитро Электроник старается привлечь его внимание: «В одна тысяча пятьдесят четвертом году…» Будто говорит сам Таратар.
— Ты готовишься к уроку? Репетируешь? — усмехнулся Сергей. — Завтра у тебя важный день. Первый урок учителя Электроника. Прости, а как к тебе обращаться? — озадаченно спросил он. — Ведь у тебя нет отчества…
— Зови меня просто учитель, — с достоинством сказал Электроник. — Завтра я продемонстрирую новые возможности преподавания.
— Слушаюсь, учитель!
Сыроежкин не сомневался в успехе Электроника. И хорошо, если он расскажет о сверхновых звездах. Как однажды на заре земной жизни вспыхнула сверхновая в нашей Галактике. Астрономы говорят, что прошли десятки лет, пока свет от взрыва достиг планеты. Прошли еще десятки тысяч лет, и вымерли гигантские динозавры — возможно, от космического излучения.
Сергей жалел уже, что никто, кроме Электроника и Рэсси, не видел, как бабахнула его сверхновая. Наверное, после взрыва небо долго еще светилось загадочным фиолетовым сиянием. Но все знакомые спали.
— Таратар не спал, — уточнил пунктуальный Электроник. — У него несколько ночей горит свет.
— Мучается, бедняга, — вздохнул Сергей, — проверяет наши работы.
— Я глубоко уважаю учителя математики, — сказал Электроник. — Он исправляет свои ошибки. Я послал ему перечень ошибок.
— Ты?
— Сто двадцать страниц расчетов, — добавил Электроник. — Или он признает наши изобретения, или — нет.
И отец Виктора Смирнова, оказывается, получил от Электроника толстенный том расчетов искусственного животного. По почте. Может быть, тоже изучает по вечерам?
— Зачем ты это делаешь? — с удивлением спросил Сергей. — Разве заставишь инженера полюбить корову?
Электроник пояснил, что проверяет на противниках полезность опытов. Сам он нисколько не сомневался, что тот, кто отрицает бесспорные изобретения, совершает ошибку.
«Лучший в мире коллекционер чужих ошибок», — подумал Сергей.
— Ты и про меня можешь сказать что-нибудь… особенное? — решил испытать он новый талант друга.
— Конечно.
— Я готов выслушать правду.
Сыроежкин развалился на самодельном стуле.
— Ты серьезно болен, — хриплым голосом произнес Электроник. — Я пока не знаю, что это за болезнь. Только начал изучать медицину. Но заболевание не простое, вроде лихорадки.
Сергей снисходительно улыбнулся:
— Предположим… В чем заключается моя болезнь?