Все оттенки тьмы
Шрифт:
— Когда вы поняли, что он гомосексуалист?
— Я знала это с самой его юности. Сложно было не заметить. Не то чтобы он вел себя по-женски, — спохватилась Эдвина. — Нет, наоборот. Он был таким мужественным и сильным, обожал заниматься спортом. Прямо юный греческий бог. Но я по всяким мелочам давно все поняла. Он тщательно скрывал свои наклонности. Во время учебы в школе и Кембридже он изредка куролесил, но вообще-то я практически уверена, что до двадцати с лишним лет любовников
— А вас его ориентация никогда не смущала? — поинтересовался Бэнкс.
— Нет, конечно! С чего бы это?
— Ну, иногда родителям сложно с этим смириться, — заметил Бэнкс, вспомнив отца Марка Хардкасла.
— Возможно, — пожала плечами Эдвина. — Но раз уж человек таким уродился, зачем пытаться его переделать? Это же бесполезно. С зебры полоски не смоешь. Это ведь тоже часть личности моего Лоуренса, его крест, его выбор. Его путь к любви. Я очень надеюсь, что он прошел его до конца.
— Не знаю, имеет ли это теперь значение, но мне кажется, что он нашел свою любовь, — попытался утешить ее Бэнкс. — Похоже, последние несколько месяцев он был совершенно счастлив.
— Да, когда появился Марк. Мне тоже так показалось. Ох, бедный Марк. Он с ума сойдет от горя. А где он? Вы с ним уже связались?
— Вы знали Марка? — пришел черед Бэнкса удивиться.
— Знала?О господи! Неужели и с ним что-то стряслось?
— Извините, я почему-то решил, что вам уже сообщили. Простите.
Бэнкс и сам не понимал, с чего бы глостерским копам рассказывать ей про Марка Хардкасла. Если бы Даг Уилсон их попросил, то они бы согласились, но он этого точно не сделал.
— Что с ним случилось?
— Мне очень жаль, но Марк тоже погиб. Судя по всему, покончил с собой.
Эдвина громко вздохнула и съежилась в кресле.
— Но почему? — печально произнесла она. — Из-за Лоуренса?
— Возможно, из-за него, — признался Бэнкс.
Энни вернулась и кивнула Бэнксу.
— Миссис Сильберт, мы заказали для вас номер в «Бургундии», — доложила она.
— Спасибо, милая, — ответила Эдвина, вытаскивая из сумочки носовой платок. — Вы уж простите меня, — сказала она, промокая глаза. — Реву тут как дурочка. Просто это уже как-то слишком. Неужели и Марка теперь тоже нет?
— Да. Простите. Он вам нравился?
Убрав платок, Эдвина отхлебнула джина и зажгла очередную сигарету.
— Да, очень. Он так хорошо относился к Лоуренсу. У них было совершенно разное детство, но, несмотря на это, оказалось столько общего!
— Например, любовь к театру? — уточнил Бэнкс.
— Мне приятно думать, что Лоуренс
— Значит, его тянуло в театр?
— Да, верно. Там-то они с Марком и познакомились. Вы разве этого не знали?
— Мы вообще пока мало что знаем, — признался Бэнкс. — Расскажите, пожалуйста, про их знакомство.
— Перед Рождеством я приехала навестить Лоуренса, и он отвел меня в местный театр. Такое старомодное, но обворожительное местечко.
— Точно, — согласился Бэнкс.
— У них там как раз шла пантомима. Кажется, по «Золушке». В антракте мы спустились в буфет, и там Лоуренс разговорился с Марком. Я сразу заметила, что между ними пробежала искра, и решила оставить их на пять минут одних. Заявила, что мне нужно попудрить носик, и ушла, чтобы они могли спокойно обменяться телефонами. С этого все и началось.
— Вы после этого часто виделись с Марком?
— Да, каждый раз, когда приезжала в гости. Да и они иногда навещали меня в Лонгборо. У нас в Котсуолде так красиво. Жаль, что они так и не смогли провести там лето. — Эдвина вновь достала платок. — Вот ведь старая дура, расчувствовалась. — Шмыгнув носом, она вздернула плечи и выпрямилась. — Знаете, я бы еще выпила.
На этот раз за напитками отправилась Энни.
— Как бы вы описали их отношения? — спросил Бэнкс, когда перед Эдвиной появился полный стакан джина.
— Они были влюблены друг в друга и не сомневались в искренности своих чувств, но осторожничали и не торопились. Вы не забывайте, что Лоуренсу было шестьдесят два, а Марку — сорок шесть. У обоих за плечами был опыт неудачных отношений и болезненных расставаний. Их влекло друг к другу, однако они не собирались ввязываться в новое любовное приключение, предварительно все не взвесив.
— Марк так и не съехал со своей квартиры, — сказал Бэнкс, — несмотря на то, что фактически жил вместе с вашим сыном в Каслвью. Вы об этом?
— Да. Думаю, рано или поздно он переехал бы к Лоуренсу, но пока они оба с этим не спешили. Кроме того, у Лоуренса в Блумсбери была квартирка, в которую он время от времени наезжал, и, наверное, Марку не хотелось от него в этом смысле отставать.
— Он болезненно относился к таким вещам?
— Марк ведь пробился с самого низа, — напомнила Эдвина. — И был очень самолюбив. Мне кажется, материальное благополучие значило для него куда больше, чем для многих других людей. Вещи служили показателями его успеха. Но это не мешало ему быть чудесным, щедрым и добрым человеком.