Все приключения Электроника
Шрифт:
– Что с ними. Гель Иванович? – опросила Элечка, а
Рэсси вопросительно гавкнул.
– По-моему, снижение коэффициента самооценки, – задумчиво произнес Громов. – Редчайший случай в робототехнике. Сейчас проверим, насколько злокачествен этот «эго».
Он подошел к лежащему Электронику, окликнул его:
– Ты слышишь меня?
– Слышу, – отвечал робот, не открывая глаз.
– Ты проанализировал, что с тобой произошло?
– Проанализировал.
– Ты можешь вернуться в рабочее состояние?
– Не знаю, – сказал Электроник. – Я ищу выход.
Профессор
– Вот что, – прервал наконец молчание Громов, – я тебе задам один вопрос. В тебе идет переоценка основных понятий?
– Да, – ответил Электроник. – Я не знаю, почему так происходит.
– И я пока не знаю, – сказал профессор. – Помочь себе можешь только ты сам. Слушай внимательно…
– Я слушаю.
– Если ты не самовосстановишься, не поверишь в ценности жизни, ты перестанешь быть Электроником, погибнешь как личность. Понял меня, Элек?
– Понял, – отозвался робот, вытягиваясь неестественно прямо на кровати.
– Даю тебе, – профессор взглянул на часы, – ровно пять минут. Работай, Элек!
Громов подвинул кресло к кровати, уселся возле больного. Потянулись тягостные минуты. Какая-то внутренняя перестройка шла внутри робота, но шла значительно медленнее, чем этого хотелось бы Громову. Лицо профессора было серьезным, он застыл на месте. Элечка вся напряглась и ощутила, как постепенно меняются внутри лежащие схемы, как восстанавливаются прежние контакты, но Элек не подавал никаких признаков выздоровления. Глаза Рэсси мигали зелеными вспышками, отсчитывая быстрые секунды, и Элечка в нетерпении спросила:
– Он успеет… восстановиться?
Громов молчал.
– А как же я?
– Что ты?
– Я без него не могу. – В голосе Эли звучала тревога.
Девчонки переживали за своего капитана, почувствовали всю серьезность момента.
Профессор грустно улыбнулся:
– Все зависит только от него.
Тогда Элечка взяла лежащего за руку, громко произнесла:
– Послушай, Элек, это свинство так подводить товарищей!
– Я робот-свинтус, – прошептал Электроник.
– Он ответил! – сказала Электроничка. – Он просто свинтус.
Громов рассеянно взглянул на часы.
– Медленно, медленно, – пробормотал он, и Элечка догадалась, что наступает критический момент в выздоровлении: быть ее товарищу Электроником или каким-то иным, совсем новым роботом.
Нет, она не хотела видеть кого-то другого!
– До чего ты дошел, – сказала Элечка с отчаянием, почти дерзко. – Ты потерял человеческий облик!
Робот пытался что-то ответить и не сумел. Мигали секунды – вспышки в глазах Рэсси. Наконец Электроник произнес:
– Я почти человек, могут же быть и у меня слабости…
– Ты не человек, потому что не развиваешься, – пояснила электронная девочка. – Ты не хочешь выздоравливать…
Громов поднял
– Хорошо, я не человек, – сонно согласился больной.
–
У суперробота свои слабости…
Электроничка подошла к нему ближе.
– Никакой ты не супер! – отчеканила Электроничка и вдруг запнулась: – Ты… ты так старался стать человеком… Вспомни, ты им почти стал!… А теперь… Еще немного – и ты превратишься в груду железа!
Девчонки затаили дыхание: ведь Элечка борется за жизнь товарища!
– Электроник, осталась минута, – напомнил профессор.
Робот вздохнул:
– Хорошо, я останусь железным Элеком…
Элечка оглянулась, увидела сонных мальчишек на постелях, лица подруг в окнах, пылающее лето за их спинами, и ей впервые в ее электронной жизни стало тоскливо и страшно.
– Значит… – произнесла она звонко, – значит, я, как и ты, никогда не смогу стать настоящим человеком?
Глаза Элечки помимо ее воли стали влажными, она быстрым движением протерла их, чтоб лучше видеть. Что-то необычное случилось в ней в тот миг. Электроник сразу уловил ее состояние, едва заметно шевельнулся.
– Плачь, плачь, – тихо сказал он, – это так же полезно, как и смеяться. Я помню, как я впервые засмеялся… Я даже хохотал…
– Вот и смейся! – Элечка топнула ногой. – Смейся и хохочи!
– Не могу…
Она посмотрела в глаза Рэсси и поняла, что время, отведенное профессором ее товарищу, кончается.
– Эль-эль-элечка! – вдруг очнулся от спячки Гусев. – Вот где ты! Эль-эль-элечка!…
Элечка еще секунду всматривалась в лицо Электроника. Потом повернулась к двери, крикнула:
– Все вы обманщики! Я ухожу! Прощайте!
Одним прыжком Эля миновала веранду, скользнула мимо кустов, перескочила через забор. Исчезла.
В ту же секунду последний блик отсчета времени мелькнул в глазах Рэсси. Пять минут истекли.
Электроник открыл глаза, сел, осмотрелся. Увидел Рэсси.
– За ней! – приказал робот. – Рэсси, догнать! Вернуть Элечку!…
Громов едва заметно улыбнулся: все-таки Элек сумел пересилить болезнь, доказал свою жизненность. Он уловил знаменитую фразу философа, которую Электроник произнес почти про себя: «Я мыслю – значит, я существую».
Да, кризис миновал…
Рэсси, подчиняясь приказу, молнией скользнул в окно и взмыл в вышину неба – над лагерем, над Васильками, над миром, – чтоб отыскать одинокую бегунью.
– Ребята, что же мы?… – громко сказал Электроник, и все очнулись, словно от заколдованного сна.
– Что это? Где мы? Что случилось?
Постепенно лица становились осмысленными, память восстанавливала прошедшее. Вон тот человек, которого Макар обозвал стариканом, – их кумир Гель Иванович Громов; он, как обычно, что-то старательно набрасывает в свой блокнот. Элек на месте, он движется, говорит: вероятно, он самовосстановился. Еще минуту назад здесь, кажется, была Электроничка и кто-то мигал зелеными глазами. Куда они девались? Пожалуй, в комнате случилось что-то необъяснимое, что-то очень важное.