Все приключения мушкетеров
Шрифт:
– За какое же преступление вы в Бастилии?
– Сказать вам правду?
– Да.
– Ну так вот: я не знаю.
– Вы мне не доверяете, Рошфор!
– Да нет же, клянусь честью! Ведь невозможно, чтобы я действительно сидел за то, в чем меня обвиняют.
– В чем же?
– В ночном грабеже.
– Вы ночной грабитель! Рошфор, вы шутите.
– Я вас понимаю. Это требует пояснения, не правда ли?
– Признаюсь.
– Дело было так: однажды вечером, после попойки у Рейнара, в Тюильри, с Фонтралем, де Рие и другими, герцог д’Аркур предложил пойти на Новый мост срывать
– В ваши-то годы! Да вы с ума сошли, Рошфор!
– Нет, попросту я был пьян; но все же эту забаву я счел для себя негожей и предложил шевалье де Рие быть вместе со мной зрителем, а не актером и, чтобы видеть спектакль как из ложи, влезть на конную статую. Сказано – сделано. Благодаря шпорам бронзового всадника, послужившим нам стременами, мы мигом взобрались на круп, устроились отлично и видели все превосходно. Уж пять плащей было сдернуто, и так ловко, что никто даже пикнуть не посмел, как вдруг один менее покладистый дуралей вздумал закричать: «Караул!» – и патруль стрелков тут как тут. Герцог д’Аркур, Фонтраль и другие убежали; де Рие тоже хотел удрать. Я его стал удерживать; говорю, что никто нас здесь не заметит; не тут-то было, не слушает, стал слезать, ступил на шпору, шпора пополам, он свалился, сломав себе ногу, и, вместо того чтобы молчать, стал вопить благим матом. Тут уж и я соскочил, но было поздно. Я попал в руки стрелков, которые отвезли меня в Шатле, где я и заснул преспокойно в полной уверенности, что назавтра выйду оттуда. Но миновал день, другой, целая неделя. Пишу кардиналу. Тотчас за мной приходят, отвозят в Бастилию, и вот я здесь пять лет. За что? Должно быть, за дерзость, за то, что сел на коня позади Генриха Четвертого, как вы думаете?
– Нет, вы правы, мой дорогой Рошфор, конечно, не за это. Но вы, по всей вероятности, сейчас узнаете, за что вас посадили.
– Да, кстати, я и забыл спросить вас: куда вы меня везете?
– К кардиналу.
– Что ему от меня нужно?
– Не знаю, я даже не знал, что меня послали именно за вами.
– Вы фаворит кардинала? Нет, это невозможно!
– Я фаворит! – воскликнул д’Артаньян. – Ах, мой несчастный граф! Я и теперь такой же неимущий гасконец, как двадцать два года тому назад, когда, помните, мы встретились в Менге.
Тяжелый вздох докончил его фразу.
– Однако же вам дано поручение…
– Потому что я случайно оказался в передней и кардинал обратился ко мне, как обратился бы ко всякому другому; нет, я все еще лейтенант мушкетеров, и, если не ошибаюсь, уж двадцать первый год.
– Однако с вами не случилось никакой беды; это не так-то мало.
– А какая беда могла бы со мной случиться? Есть латинский стих (я его забыл, да, пожалуй, никогда и не знал твердо): «Молния не ударяет в долины». А я долина, дорогой Рошфор, и одна из самых низких.
– Значит, Мазарини по-прежнему Мазарини?
– Больше чем когда-либо, мой милый; говорят, он муж королевы.
– Муж!
– Если он не муж ее, то уж наверное любовник.
– Устоять против Бекингэма и сдаться Мазарини!
– Таковы женщины! – философски заметил д’Артаньян.
– Женщины – пусть их; но
– Ах, бог ты мой, в этом отношении королевы – женщины вдвойне.
– А герцог Бофор все еще в тюрьме?
– По-прежнему. Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что он был хорош со мной и мог бы мне помочь.
– Вы-то, вероятно, сейчас ближе к свободе; скорее, вы поможете ему.
– Значит, война?
– Будет.
– С Испанией?
– Нет, с Парижем.
– Что вы хотите сказать?
– Слышите ружейные выстрелы?
– Да. Так что же?
– Это мирные горожане тешатся в ожидании серьезного дела.
– Вы думаете, они на что-нибудь способны?
– Они подают надежды, и если бы у них был предводитель, который бы их объединил…
– Какое несчастье быть взаперти!
– Бог ты мой! Да не отчаивайтесь. Уж если Мазарини послал за вами, значит, он в вас нуждается; а если он в вас нуждается, то смею вас поздравить. Вот во мне, например, уже давно никто не нуждается, и сами видите, до какого положения это меня довело.
– Вот еще, вздумали жаловаться!
– Слушайте, Рошфор, заключим договор…
– Какой?
– Вы знаете, что мы добрые друзья.
– Черт возьми! Эта дружба оставила следы на моем теле: три удара шпаги.
– Ну, так если вы опять будете в милости, не забудьте меня.
– Честное слово Рошфора, но с тем, что и вы сделаете то же.
– Непременно, вот вам моя рука.
– Итак, как только вам представится случай поговорить обо мне…
– Я поговорю. А вы?
– Я тоже. А ваши друзья, о них тоже нужно позаботиться?
– Какие друзья?
– Атос, Портос и Арамис. Разве вы забыли о них?
– Почти.
– Что с ними сталось?
– Совсем не знаю.
– Неужели?
– Клянусь, что так. Как вы знаете, мы расстались. Они живы – вот все, что мне известно. Иногда получаю от них вести стороной. Но где они, хоть убейте, не могу вам сказать. Честное слово! Из всех моих друзей остались только вы, Рошфор.
– А знаменитый… как его звали, того малого, которого я произвел в сержанты Пьемонтского полка?
– Планше?
– Вот, вот! Что же сталось со знаменитым Планше?
– Он женился на хозяйке кондитерской с улицы Менял; он всегда любил сласти; и так как он сейчас парижский буржуа, то, по всей вероятности, участвует в бунте. Вы увидите, что этот плут будет городским старшиной раньше, чем я капитаном.
– Полноте, милый д’Артаньян, не унывайте! Как раз в тот миг, когда находишься в самом низу, колесо поворачивается и поднимает тебя вверх. Может быть, с сегодняшнего же вечера ваша судьба изменится.
– Аминь! – сказал д’Артаньян и остановил карету.
– Что вы делаете? – спросил Рошфор.
– Мы приехали, а я не хочу, чтобы видели, как я выхожу из кареты: мы с вами незнакомы.
– Вы правы. Прощайте.
– До свидания; помните ваше обещание.
Д’Артаньян вскочил на лошадь и поскакал впереди.
Минут пять спустя они въехали во двор Пале-Рояля.
Д’Артаньян повел узника по большой лестнице через приемную в коридор. Дойдя до дверей кабинета Мазарини, он уже хотел велеть доложить о себе, когда Рошфор положил ему руку на плечо.