Все приключения мушкетеров
Шрифт:
Большею частью это были солдаты, достоинства которых д’Артаньян имел возможность оценить во многих случаях. Пьянство, злополучный удар сабли, нечаянный карточный выигрыш или экономические реформы Мазарини принудили их искать уединения и мрака – этих двух великих утешителей непонятых и оскорбленных душ.
На их лицах и одежде видны были следы горестей, ими перенесенных. У некоторых физиономии были в шрамах; у всех без исключения платье было в лохмотьях. Д’Артаньян заткнул наиболее зияющие дыры из средств, принадлежавших компании. Распределив по справедливости небольшую сумму, чтобы придать отряду приличный вид, д’Артаньян назначил своим рекрутам сборный пункт на севере Франции, между Бергом и Сент-Омером. Срок
Отдав нужные приказания, он поехал проститься с Планше, который спросил у него, что делает их войско. Д’Артаньян не счел нужным сообщить ему о переменах в численности армии из боязни, что компаньон потеряет к нему доверие.
Планше весьма обрадовался, узнав, что армия уже набрана, а сам он – что-то вроде короля на паях и, сидя на своем троне за конторкой, – участвует в содержании воинской части, сформированной против коварного Альбиона, исконного врага всех истинных французов.
Планше отсчитал д’Артаньяну новенькими двойными луидорами свою долю в двадцать тысяч ливров и затем, такими же новенькими двойными луидорами, вручил ему его собственные деньги. Д’Артаньян положил деньги в два мешка и, взвесив их в руках, сказал:
– Знаешь, Планше, эти деньги вещь довольно обременительная. Тут, верно, больше тридцати фунтов.
– Ну, ваша лошадь свезет это, как перышко.
Д’Артаньян покачал головою:
– Не говори так, Планше. Лошадь, везущая, кроме всадника и багажа, еще тридцать фунтов, не может легко переплыть реку, перепрыгнуть через стену или через ров, а если нет лошади, так нет и всадника. Правда, ты этого не знаешь, Планше: ведь ты всю жизнь служил в пехоте.
– Так как же быть? – спросил Планше в сильном смущении.
– Знаешь что, – отвечал д’Артаньян, – я заплачу жалованье нашей армии по возвращении во Францию. Я оставлю у тебя мои двадцать тысяч ливров, и ты употреби их пока в дело.
– А моя доля?.. – начал было Планше.
– Ее я беру с собой.
– Горжусь вашим доверием, – сказал Планше. – А что, если вы не вернетесь?
– Может быть, и не вернусь, хотя не думаю этого. А на случай моей гибели… Дай-ка мне перо, я напишу завещание.
Д’Артаньян взял перо, бумагу и написал:
«Я, нижеподписавшийся, в продолжение тридцатитрехлетней службы его величеству королю Франции сберег двадцать тысяч ливров. Оставляю из них пять тысяч Атосу, пять тысяч Портосу, пять тысяч Арамису, чтобы они отдали их от моего и своего имени моему маленькому другу Раулю, виконту де Бражелону. Последние же пять тысяч оставляю г-ну Планше, чтобы он с меньшим сожалением передал прочие пятнадцать тысяч моим друзьям.
В чем подписуюсь
Планше, видимо, очень хотелось прочесть то, что написал д’Артаньян.
– На, прочти, – сказал мушкетер.
Читая последние строки, Планше расчувствовался и чуть не заплакал.
– Вы думаете, что без подарка я не отдал бы денег? Я не возьму ваших пяти тысяч ливров!
Д’Артаньян улыбнулся:
– Бери, Планше, бери; таким образом, ты потеряешь только пятнадцать тысяч и не станешь искать способов ничего не потерять, не исполнив воли бывшего твоего господина и друга.
Как хорошо знал наш славный д’Артаньян сердце человеческое, в особенности сердце лавочника!
Те, кто называл сумасшедшим Дон Кихота, потому что он отправился завоевывать государство с одним оруженосцем Санчо; те, кто называл сумасшедшим Санчо за то, что он пустился за своим господином в этот поход, – несомненно, были бы такого же мнения о д’Артаньяне и Планше.
Но д’Артаньян прослыл человеком тонкого ума при блестящем французском дворе. Планше по справедливости
По счастью, д’Артаньян вовсе не обращал внимания на болтовню. Его девиз был: поступай хорошо, и пусть говорят, что хотят. Планше избрал девизом: пусть делают, что хотят, будем молчать. И оба, по обыкновению всех великих умов, intra pectus [35] были убеждены, что правы они, а не те, кто их бранит.
Для начала д’Артаньян пустился в путь в прекраснейшую погоду, при безоблачном небе и безоблачных мыслях, веселый, добрый, спокойный и полный решимости и потому неся в себе двойную дозу тех мощных флюидов, какие потрясения души исторгают из наших нервов и какие придают человеческому механизму силу и влияние, в которых грядущие века отдадут себе, со всей очевидностью, более точный отчет, чем мы можем сделать это сегодня. Как в давно прошедшие времена, он снова ехал по богатой приключениями дороге в Булонь. Этот путь он совершал в четвертый раз и, казалось, мог найти прежние следы своих шагов на дороге и своих кулаков на дверях гостиниц. В его памяти воскресла молодость, которую, несмотря на прошедшие с тех пор тридцать лет, он все еще сохранил в великодушии сердца и в стальной крепости кулаков.
35
В глубине души (лат.).
Природа богато одарила этого человека. У него были все страсти, все недостатки, все слабости, ум, полный противоречий, превращавший все его несовершенства в высокие качества. Обладая беспокойным воображением, д’Артаньян мог испугаться тени, но, стыдясь своего испуга, он шел этой тени навстречу и совершал чудеса храбрости, если возникала действительная опасность. Он был весь во власти движений души, игры чувства. Д’Артаньян очень любил постороннее общество, но никогда не скучал в своем; не раз его можно было застать смеющимся в одиночестве над шутками, которыми он сам себя развлекал, или над смешными фантазиями, которые рисовало его воображение за пять минут до того, как должна была наступить скука.
Д’Артаньян был бы еще веселее, если бы в Кале его ждало несколько добрых товарищей вместо десяти отчаянных головорезов. Однако в задумчивость он погружался не больше раза в день; до приезда в Булонь, к морю, он только пять раз встречался с этою мрачною богинею, да и то посещения ее были очень непродолжительны. Как только д’Артаньян понял, что теперь время действовать, в нем тотчас же испарились все чувства, кроме веры в себя. Из Булони он проехал берегом до Кале.
В Кале был назначен сборный пункт. Всем своим наемникам д’Артаньян велел остановиться в дешевой гостинице «Великий монарх», где обыкновенно обедали матросы и где странствующие воины получали пристанище, стол и все радости жизни за тридцать су в день.
Д’Артаньян хотел незаметно понаблюдать за своими рекрутами и затем решить, по первому впечатлению, можно ли положиться на них как на добрых товарищей.
Он приехал в Кале вечером, в половине пятого.
XXII. Д’Артаньян путешествует по делам торгового дома «Планше и K°»
Гостиница «Великий монарх» находилась на улице, параллельной порту; несколько переулков соединяли порт с этой улицей наподобие перекладин переносной лестницы. Д’Артаньян доехал до порта, повернул в один из переулков и очутился перед гостиницей «Великий монарх».