Все приключения мушкетеров
Шрифт:
– Милый Рауль, ваши слова приносят мне облегчение. Они показывают, что по крайней мере в ближайшем будущем вы будете в своих действиях немного считаться со мной.
– Я буду считаться лишь с вами и больше ни с кем.
– Рауль, я никогда не делал этого прежде для вас, но я это сделаю. Я стану вашим верным другом, я буду отныне не только вашим отцом. Мы заживем с вами открытым домом, вместо того чтобы жить отшельниками, и это случится, когда вы вернетесь. Ведь это произойдет очень скоро, не так ли?
– Конечно, граф, подобная экспедиция не может быть
– Значит, скоро, Рауль, скоро, вместо того чтобы скромно жить на доходы, я вручу вам капитал, продав мои земли. Его хватит, чтобы жить светской жизнью до моей смерти, и я надеюсь, что до этого времени вы утешите меня тем, что не дадите угаснуть нашему роду.
– Я сделаю все, что вы прикажете, – произнес с чувством Рауль.
– Не подобает, Рауль, чтобы ваша адъютантская служба увлекала вас в слишком опасные предприятия. Вы уже доказали свою храбрость в сражениях, вас видели под огнем неприятеля. Помните, что война с арабами – это война ловушек, засад и убийств из-за угла. Попасть в западню – не слишком большая слава. Больше того, бывает и так, что те, кто попался в нее, не вызывают ничьей жалости. А те, о ком не жалеют, те пали напрасно. Вы понимаете мою мысль, Рауль? Сохрани боже, чтобы я уговаривал вас уклоняться от встречи с врагом!
– Я благоразумен по своему складу характера, и мне к тому же очень везет, – ответил Рауль с улыбкою, заставившей похолодеть сердце опечаленного отца, – ведь я, – поторопился добавить молодой человек, – побывал в двадцати сражениях и отделался лишь одной царапиной.
– Затем, – продолжал Атос, – следует опасаться климата. Смерть от лихорадки – ужасный конец. Людовик Святой молил бога наслать на него лучше стрелу или чуму, но только не лихорадку.
– О граф, при трезвом образе жизни и умеренных физических упражнениях…
– Я узнал от герцога де Бофора, что свои донесения он будет отсылать во Францию раз в две недели. Вероятно, вам, как его адъютанту, будет поручена их отправка. Вы, конечно, меня не забудете, правда?
– Нет, граф, не забуду, – ответил Рауль сдавленным голосом.
– Наконец, Рауль, вы, как и я, – христианин, и мы должны рассчитывать на особое покровительство бога и ангелов-хранителей, опекающих нас. Обещайте, что если с вами случится несчастье, то вы прежде всего вспомните обо мне. И позовете меня.
– О, конечно, сразу же!
– Вы видите меня когда-нибудь в ваших снах, Рауль?
– Каждую ночь, граф. В моем раннем детстве я видел вас спокойным и ласковым, и вы клали руку на мою голову, и вот почему я спал так безмятежно… когда-то.
– Мы слишком любим друг друга, чтобы теперь, когда мы расстаемся, наши души не сопровождали одна другую и моя не была бы с вами, а ваша – со мной. Когда вы будете печальны, Рауль, я предчувствую, и мое сердце погрузится в печаль, а когда вы улыбнетесь, думая обо мне, знайте, что вы посылаете мне из заморских краев луч вашей радости.
– Я не обещаю вам быть всегда радостным, но будьте уверены, что я не проведу ни одного часа, чтобы не вспомнить о вас, ни одного часа, клянусь
Атос не мог больше сдерживаться. Он обеими руками обхватил шею сына и изо всех сил обнял его.
Лунный свет уступил место предрассветному сумраку, и на горизонте, возвещая приближение дня, показалась золотая полоска.
Атос накинул на плечи Рауля свой плащ и повел его к походившему на большой муравейник городу, в котором уже сновали носильщики с ношею на плечах.
На краю плоскогорья, которое только что покинули Атос и Рауль, они увидели темную тень, которая то приближалась к ним, то, наоборот, удалялась от них, словно боясь, что ее могут заметить. Это был верный Гримо, который, обеспокоившись, пошел по следу своих господ и поджидал их возвращения.
– Ах, добрый Гримо, – воскликнул Рауль, – зачем ты сюда пожаловал? Ты пришел сказать, что пора ехать, не так ли?
– Один? – произнес Гримо, указывая на Рауля Атосу с таким откровенным упреком, что было видно, до какой степени старик взволнован.
– Да, ты прав! – согласился граф. – Нет, Рауль, не уедет один, нет, он не будет один на чужбине, без друга, который смог бы утешить его и который напоминал бы ему обо всем, что он когда-то любил.
– Я? – спросил Гримо.
– Ты? Да, да! – вскричал растроганный этим проявлением преданности Рауль.
– Увы, – вздохнул Атос, – ты очень стар, мой добрый Гримо.
– Тем лучше, – молвил Гримо с невыразимой глубиной чувства и тактом.
– Но посадка на суда, сколько я вижу, уже начинается, – заметил Рауль, – а ты не готов.
– Готов! – ответил Гримо, показывая ключи от своих сундуков вместе с ключами своего юного господина.
– Но ты не можешь оставить графа, – попытался возразить юноша, – графа, с которым ты никогда прежде не расставался?
Гримо потемневшим взором взглянул на Атоса, как бы сравнивая силу своих хозяев. Граф молчал.
– Граф предпочтет, чтобы я отправился с вами, – сказал Гримо.
– Да, – подтвердил Атос кивком головы.
В этот момент раздалась барабанная дробь и весело запели рожки. Из города выходили полки, которым предстояло участвовать в экспедиции. Их было пять, и каждый состоял из сорока рот. Королевский полк, солдат которого можно было узнать по белым мундирам с голубыми отворотами, шел впереди. Над разделенными на четыре лиловых и желтых поля ротными знаменами, усеянными шитыми золотом лилиями, возвышалось белое полковое знамя с крестом из геральдических лилий.
По бокам – мушкетеры со своими напоминающими рогатины упорами для стрельбы, которые они держали в руках, и мушкетами на плече, в центре – пикинёры с четырнадцатифутовыми пиками весело шагали к лодкам, которым предстояло доставить их поротно на корабли.
За королевским полком следовали пикардийский, наварр-ский и нормандский полки с гвардейским морским экипажем. Герцог де Бофор знал, кого отобрать для предстоящей экспедиции за море. Сам он со своим штабом замыкал шествие. Прежде чем он успеет добраться до гавани, пройдет еще добрый час.