Все Приключения Незнайки в одной книге

Носов Николай Николаевич

– Как она сказала? Кто она такая? – спросил Незнайка, растерянно показывая пальцем в сторону лестницы.

– Поэтесса. Стихи пишет, – объяснили малышки. – А… – протянул Незнайка. – Невелика важность. У нас тоже есть поэт, мой бывший ученик. Когда-то я учил его писать стихи, а теперь он и сам умеет.

– Ах, как интересно! Значит, вы тоже были поэтом?

– Был.

– Ах, какой вы способный! Вы и художником были и поэтом…

– И музыкантом, – важно добавил Незнайка.

– Прочитайте какое-нибудь ваше стихотворение.

– Потом,

потом, – ответил Незнайка, делая вид, что ему страшно некогда.

– А как зовут вашего поэта?

– Его зовут Цветик.

– Ой, как интересно! – захлопали в ладошки малышки. – Вашего поэта зовут Цветик, а нашу поэтессу зовут Самоцветик. Правда, похоже?

– Немножко похоже, – согласился Незнайка.

– Вам нравится это имя?

– Ничего себе.

– А какие она стихи пишет! – говорили малышки. – Ах, какие замечательные стихи! Вот пойдите наверх, она, наверно, будет читать свои стихи. Интересно, как вам понравится!

– Что ж, пожалуй, можно пойти, – согласился Незнайка.

Когда он поднялся наверх, Тюбик уже заканчивал портрет Синеглазки, а Самоцветик сидела на диване рядом с Гуслей и беседовала с ним о музыке. Заложив руки за спину, Незнайка принялся прохаживаться по комнате, бросая по временам косые взгляды в сторону поэтессы.

– Что вы все ходите тут, как маятник? – сказала Самоцветик Незнайке. – Сядьте, пожалуйста, а то от вас даже в глазах рябит.

– А вы тут не распоряжайтесь, – грубо ответил Незнайка. – Прикажу вот Тюбику, чтоб не рисовал ваш портрет!

– Вот как! Он на самом деле может вам приказать? – обернулась Самоцветик к Тюбику.

– Может. Он у нас все может, – ответил Тюбик, который старательно работал кисточкой и даже не слышал того, что сказал Незнайка.

– Конечно, могу, – подтвердил Незнайка. – Все должны меня слушаться, потому что я главный.

Услышав, что Незнайка пользуется такой властью среди малышей, Самоцветик решила задобрить его:

– Скажите, пожалуйста, это вы, кажется, воздушный шар придумали?

– А то кто же!

– Я когда-нибудь напишу про вас стихи.

– Очень нужно! – фыркнул Незнайка.

– Не скажите! – пропела Самоцветик. – Вы ведь не знаете, какие стихи я пишу. Хотите, прочитаю вам какое-нибудь стихотворение?

– Ладно, читайте, – милостиво согласился Незнайка.

– Я прочитаю вам своё недавнее стихотворение про комара. Слушайте:

Я поймала комара. Нет, поймаю я себеТа-ра, та-ра, та-ра-ра! Лучше муравьишку.Комаришку я люблю, Муравьишка тоже грустен,Тру-лю-люшки, тру-лю-лю! Тоже любит погулять…Но комарик загрустил. Хватит с ними мне возиться —Жалко комаришку. Надо книжку почитать.

– Браво, браво! – воскликнул Тюбик и даже в ладоши захлопал.

– Очень

хорошие стихи, – одобрил Гусля. – В них говорится не только о комаре, но и о том, что надо книжку читать. Это полезные стихи.

– А вот ещё послушайте, – сказала поэтесса и прочитала стихи, в которых говорилось уже не о комаре, а о стрекозе и которые кончались уже не словами о том, что «надо книжку почитать», а о том, что «надо платье зашивать».

Потом последовали стихи о мушке, которые кончались словами о том, что «надо руки умывать». Наконец были прочитаны стихи о том, что «надо полик подметать».

В это время Тюбик окончил портрет Синеглазки. Все столпились вокруг и наперебой стали выражать свои восторги:

– Чудесно! Прелестно! Очаровательно!

– Миленький, вы не можете нарисовать меня также в синем платье? – обратилась Самоцветик к Тюбику.

– Как же в синем, когда вы в зелёном? – спросил, недоумевая, Тюбик.

– Ну, миленький, вам ведь всё равно. Платье зелёное, а вы рисуйте синее. Я бы надела синее платье, если бы знала, что Синеглазка так хорошо получится в синем.

– Ладно, – согласился Тюбик.

– И глаза мне, пожалуйста, сделайте голубые.

– У вас ведь карие глаза, – возразил Тюбик.

– Ну, миленький, что вам стоит! Если вы можете вместо зелёного платья сделать синее, то почему вместо карих глаз нельзя сделать голубые?

– Тут есть разница, – ответил Тюбик. – Если вы захотите, то можете надеть синее платье, но глаза вы при всём желании не вставите себе голубые.

– Ах, так! Ну, тогда, пожалуйста, делайте карие глаза, но нарисуйте их побольше.

– У вас и так очень большие глаза.

– Ну, чуточку! Мне хочется, чтобы были ещё больше. И ресницы сделайте подлиннее.

– Ладно.

– И волосы сделайте золотистые. У меня ведь почти золотистые волосы! – молящим голосом просила Самоцветик.

– Это можно, – согласился Тюбик.

Он принялся рисовать поэтессу, а она беспрестанно вскакивала, подбегала к портрету и кричала:

– Глаза чуточку побольше! Ещё, ещё, ещё! Ресницы прибавьте! Рот чуточку меньше… Ещё, ещё!

Кончилось тем, что глаза на портрете получились огромные, каких и не бывает, ротик – с булавочную головку, волосы – словно из чистого золота, и весь портрет имел очень отдалённое сходство. Но поэтессе он очень понравился, и она говорила, что лучше портрета ей и даром не надо.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ВИНТИКА И ШПУНТИКА

Бережно держа в руках свой портрет, Самоцветик сошла вниз, и её моментально окружили малышки. Все говорили, что её портрет по красоте гораздо лучше портретов Снежинки и Синеглазки, но по сходству он значительно хуже их.

– Глупенькие, – сказала им Самоцветик. – Для вас что важнее – красота или сходство?

– Конечно, красота! – ответили все.

В это время в комнату, запыхавшись, прибежали Ласточка и Кисонька.