Все пропьем, но флот не опозорим, или Не носил бы я погоны, если б не было смешно

По ночам мне снится служба. Как ни странно, корабельная. Странно это не только потому, что я давно военный пенсионер, но и потому, что после семи лет корабельной службы не один год табанил [3] на берегу. Пусть и не в штабе.

Снятся корабли. Доблестный «полтинник» (то есть проекта 50) «Туман», пущенный «на иголки» на лиепайской судорезке. Тралец «Марсовый», проданный в далеком 1981-м ливийскому другу Муаммару Каддафи. Нежно любимая «разведчица» «Линза», затонувшая у стенки [4] в Балтийске. Наконец, морской тральщик «Дмитрий Лысов», покоящийся вроде бы на кладбище затонувших кораблей в Кронштадте.

Снится мне пожар вспомогательного котла на «Тумане» в новогоднюю ночь 1979 года.

Просыпаюсь, вспотев от страха, когда снится отходящий от стенки «Лысов», – командир, врубив «шестерки» на ВРШ (винте регулируемого шага), забыл отдать носовой швартов [5] .

Сердце ходуном от сна, в котором «Марсовый», как было в той, флотской жизни, чуть не впаялся из-за тумана в стоящий на яшке [6] сухогруз эдак тысяч на 40 тонн…

Мне уже за 50. И днем я вспоминаю службу только во время застолья с друзьями, такими же офицерами флота. И только с юмором. А по ночам она, служба, снится по-серьезному.

Боюсь, что это навсегда.

Первый после новогодних каникул официальный повод выпить у российских мужчин появляется только в феврале. Потому что 23 февраля – День защитника Отечества. И даже жены тут не помеха. Ибо поднять бокал за защитников Отечества – дело святое.

Я в этот день пью и за летчиков, и за артиллеристов, и за пехоту – царицу полей. Но только после того, как хлопну несколько рюмок за военных моряков, последних романтиков нашего времени. Ведь, к примеру, командовать стратегической подводной лодкой, ушедшей под воду на три месяца и несущей в своем корпусе два десятка баллистических ракет, способных сровнять с землей пол-Америки, получая при этом меньше водителя трамвая в Москве, – это надо быть очень большим романтиком.

Служба на флоте – сплошная, пусть и сумбурная романтика. И как без романтики, когда стальной форштевень [7] боевого корабля разрезает бушующие волны, а в воздухе, как сказал бы поэт, нежно пахнет йодом? Бывалые моряки говорят, что море пахнет не романтикой, а разлукой и мазутом, но это если принюхаться.

Правда, время от времени начинаешь сомневаться в романтике, и в голову прицельно лезет мысль: какого рожна ты вообще решил идти на флот. Меня эта гнусная мысль посетила впервые, когда курсантом военно-морского училища я попал на практику на эсминец проекта 30-бис. В Лиепае стоял дивизион таких монстров постройки первых послевоенных лет. С автономностью безумной – аж четыре часа. И половина из них, похоже, не утонула у стенки лишь потому, что была крепко привязана мощными канатами. А не пустили «на иголки» «тридцатки» исключительно для того, чтобы супостат, подсчитывая наши «боевые» корабли, ужаснулся от их количества.

Я попал на эсминец «Огненный». Первый и единственный выход на нем в море запомнился на всю жизнь.

Утро, сыграно приготовление корабля к бою и походу, экипаж построен на юте [8] . Темно еще.

Командир эсминца, седой капдва [9] с обветренной физиономией проводит инструктаж:

– Особенно предупреждаю личный состав БЧ-5 (электромеханической боевой части). У действующих механизмов стоять насмерть!

За борт летит чинарик, описывая тонкую красную дугу. И мы выходим в море. Через полчаса из четырех котлов три ломаются, как всегда, по закону подлости начинается шторм, и не идем ко дну мы только чудом. Тогда-то я и понял, что главная задача флота – не утонуть в мирное время.

Кстати, «Огненный» закончил свой славный путь красиво. На рижской судорезке, куда его отправили для переплавки «на иголки», эсминец стал декорацией во время съемок фильма «Берег» режиссеров Алова и Наумова.

Потому что романтика! Она на флоте во всем. Только на флоте можно услышать команду: «Окончание приборки через пять минут. Медь драить, резину белить, барашки [10] расходить и смазать!» Или: «Обмундирование чистить и починять, команде мыться в бане!» Песня! Недаром Валентин Пикуль подмечал, что «презренный сухопутный сортир не идет ни в какое сравнение с благородным морским гальюном».

А как мы бдим! Как мы поддерживаем боеготовность!

Боеготовность нужно постоянно поддерживать, потому что она, как штаны, которые всегда спадают. У меня на корабле в каждом кубрике висел плакат: «Бдительность – это оружие, которое никогда не ставится в пирамиду» (речь не о гробнице Хеопса, а об оружейной пирамиде – это я непонятливым штатским поясняю). Командиру БЧ-5 я приказал в каюте другой плакат повесить: «Механик, помни! Ни грамма в пасть – все на матчасть [11] !»

Отсюда, конечно же, нужно плавно перейти к теме шила – так на флоте называют спирт. Шило, которое должно использоваться для протирки всяческих механизмов и радиоаппаратуры, как известно каждому моряку, бывает двух видов – хорошее и очень хорошее. Очень хорошее можно употреблять не разбавляя, а с хорошим приходится повозиться, для чего в него добавляют чеснок, красный перчик, марганцовку (чтобы вся дрянь на дне осела) и т. п. В итоге хорошее шило превращается в очень хорошее и опять-таки употребляется. Ясно же, не для протирки – как показывает практика, без нее механизмы на корабле работают даже лучше.