Все против всех

Суворов Дмитрий

На мой взгляд, это объясняется следующим образом. Режим пытался сделать жизнь Романовых разменной монетой в большой дипломатической игре. Не с белогвардейцами! Ведь белое движение не только не ставило на царя, но даже и не особенно рвалось его спасть. Нет, здесь ставки крупнее — на кону был вопрос о жизни самих большевистских лидеров.

Весна и лето 1918 года — время, когда падение советской власти вполне могло произойти. И тогда перед большевиками неизбежно вставала альтернатива: подполье, с весьма высокой вероятностью виселиц, или эмиграция. Но куда ехать? В Европу, перед носом которой только что вдоволь помахали красной тряпкой в виде Брестского сепаратного мира, демонстративного разрушения кредитной системы, призывов к мировой революции и прочего, прочего? Какая страна

согласится после всего этого принять таких эмигрантов? И вот в этих условиях жизнь Романовых как заложников и как возможный материал для торга приобрела для режима весомый интерес. Именно поэтому Романовых уничтожали как бы поэтапно — в разное время, в разных городах (Пермь, Екатеринбург, Ташкент, Алапаевск, Петроград) и почти всегда — как бы анонимно. Только последнюю группу обреченных , убитых в 1919 году в Петропавловской крепости, казнили по прямому распоряжению центра. Всех остальных, включая самую многочисленную, алапаевскую группу, а также собственно царскую семью, ликвидировали либо имитируя самосуд (как Михаила в Перми), либо, как в большинстве случаев, демонстративно списывая ответственность на местные власти.

Кстати, по такому же сценарию в начале 1920 года уберут и Колчака: официально — по решению Иркутского Политцентра, фактически — по телефонной резолюции Ленина.

Именно ленинский прагматичный стиль угадывается во всей тональности операции под кодовым названием «Истребление Романовых». Достаточно прочитать написанную в те роковые дни работу Ленина «Письмо к американским рабочим», чтобы убедиться: радикалы-фанатики типа Троцкого, Зиновьева или кровавых романтиков из Уралсовета, безусловно, действовали бы иначе. Они или устроили бы из расправы над царем шоу (как Троцкий), или просто «замочили» бы на месте (как предлагали Бусяцкий и Заславский).

Вместо этого умерщвление Романовых растянулось почти на год, стало уделом тайной политики. Чего стоит та же «секретная миссия» Яковлева или привлечение к подготовке казни главы Уральской ЧК Ф. Лукоянова, который несколько раз специально приезжал из Перми в Тобольск и Екатеринбург, перлюстрировал дневники Николая II, а затем организовал грандиозную провокацию переписки «заговорщиков-монархистов» с пленным царем — и все с целью создания компромата на Николая! А незадолго до роковой ночи 17 июля внезапно исчез из Екатеринбурга.

Кстати, Яковлев после ипатьевских событий тоже спланировал весьма далеко — аж в занятую белыми Уфу, где его официально… расстреляли. А через несколько лет он, живой и здоровый, под фамилией Стоянович, объявляется в Китае — советником у Сунь-Ятсена.

В общем, идет грандиозное заметание следов — так что и сейчас не всегда удается до всего докопаться. Объяснение этому может быть только одно: руководство РКП(б)

в лице Ленина и его ближайшего окружения проводило уничтожение династии не как акт пролетарской мести, а, скорее, как некое подобие современного терроризма, когда выставляются определенные требования с угрозой в противном случае перестрелять заложников (зачастую — поэтапно). Отсюда и распространение фальшивок типа «царь казнен, семья эвакуирована в надежное место», отсюда и настойчивое стремление снять с себя ответственность за содеянное. «Мы тут ни при чем, это местное самоуправство, так что думайте, господа, и мотайте на ус» или что-нибудь в этом роде.

Отсюда и желание впоследствии спрятать концы в воду (в спецхран). Отсюда, на мой взгляд, и установка на пересечение интереса даже к месту преступления — от многократного перезахоронения трупов до разрушения самого ипатьевского дома. А официальный расстрел последних Романовых в Петрограде в 1919 году, судя по всему, — знак того, что, когда большевики прекратили тайный торг с заграницей во второй половине 1919 года, им уже не нужно было думать об эмиграции — победа клонилась на их сторону.

Теоретически все это вполне четко обосновано Лениным в уже упоминавшемся «Письме к американским рабочим», где вождь революции недвусмысленно заявляет о готовности вступить в соглашение (и контрсоглашение) с любой политической силой для сохранения своей власти, «пожать руку партнеру, которого бы с удовольствием повесил» (буквально

так!) и, опять-таки с позиции политического прагматизма, быть готовым в любой момент не только отказаться от соглашения, самим же заключенного, но и предпринимать любые действия, которые представляются полезными для себя. «Морально все, что служит революции», — это у Нечаева, духовного отца Ильича, из «Катехизиса революционера». Именно такая стратегия своеобразного «аморального прагматизма» в конечном результате и принесла большевикам победу. И все это мы, как в капле воды, видим в отношении к свергнутой династии: не просто уничтожить (а уничтожить все равно, обязательно!), но извлечь из этого уничтожения максимальные политические дивиденды.

Вот что стоит, на мой взгляд, за странными играми вокруг обреченной семьи весной и летом 1918 года. Вот в чем «подводная часть айсберга».

Российская смута и национальный вопрос

В связи с историей убийства царской семьи в последнее время часто поднимается щекотливый вопрос — о роли инородцев в русской революции. Особенно в почете эта тема на страницах национал-патриотических изданий. Отталкиваясь от абсолютно бесспорного факта — наличия большого количества представителей нацменьшинств в верхнем и среднем звеньях большевистского руководства первых лет советской власти, а также участия их в трагедии в доме Ипатьева, «патриотические» авторы делают далеко идущие, чаще всего антисемитские выводы о разрушительной роли, которая якобы была стратегией малых народов (в первую очередь, естественно, евреев) в отношении России. Такая точка зрения не только безусловно аморальна, так как призывает к национальной розни и культивирует отрицательное отношение к целым народам за реальные или вымышленные прегрешения отдельных их представителей, но и является плодом невольного или умышленного игнорирования исторических реалий.

Антисемитизм, к примеру, в последние десятилетия существования Российской империи, как минимум, с 1881 года, был государственной политикой. Отступление от него было связано с реформами Александра II и вызвало огромные надежды среди еврейства, которые были похоронены контрреформами Александра III. Абсолютная порочность этой политики была очевидна для всех здравомыслящих людей. Великий русский политик-реформатор граф С. Витте описал в своих мемуарах следующую сцену.

Александр III задал ему изумительный вопрос: «Вы что, за евреев?» На что Витте попросил разрешения ответить встречным вопросом и, получив согласие, спросил императора: «Ваше Величество, можете ли Вы утопить всех евреев в Черном море?

Если нет, то дайте им все гражданские права — третьего не дано».

Почти в эти же годы великий русский философ В. Соловьев, отвечая на нападки антисемитов, писал: «Если евреи — враги, то Христос учил прощать врагов, а если не враги — за что вы их преследуете?» Чуть позже поэт Саша Черный напишет:

Для тех, кто носит имя человека, Вопрос решен от века и вовек: Нет иудея, финна, негра, грека Есть, был и будет только человек.

К сожалению, эти слова на позицию властей практически не повлияли. Но этот государственный антисемитизм был, как сказал по другому, правда, поводу наполеоновский министр Жозеф Фуше, «более чем преступлением — он был ошибкой».

Ибо даже с сугубо прагматической точки зрения он не выдерживал критики.

Дело в том, что рубеж XIX и XX веков — время интеллектуального и политического пробуждения еврейства. Красноречивее всего говорит список великих деятелей культуры России еврейского происхождения тех лет: художники Левитан и Серов, скульптор Антокольский, композитор Глиэр, философы Шестов и Франк, скрипачи Хейфец, Эльман, Цимбалист, Полякин, Цейтлин, Ямпольский, Столярский, литераторы Мандельштам, Пастернак, Паустовский, Бабель, Шолом-Алейхем… Нелишне вспомнить, что именно в этот исторический период проходит деятельность Теодора Герцеля, Хаима Вейцмана и Владимира Жаботинского, благодаря которой рождается сионизм.