Все пули мимо
Шрифт:
— Вот и опять мы с вами, Борис Макарович, как в старые добрые времена сидим, — говорит и блаженно улыбается. Невелики у парня запросы.
Как, да не так, думаю отстранёно, вилкой в тарелке ковыряясь. Аппетита никакого, потому и вкуса не ощущаю.
— Не переживайте, Борис Макарович, — успокаивает пацан, — ничего страшного с вами сегодня не случится.
— Да? — оживаю на миг и тут же снова в меланхолию чёрную впадаю. Насчёт сегодняшнего дня он меня успокоил, а что завтра будет? И дёрнула меня нелёгкая на авантюру Сашка с военным переворотом согласиться! Жил бы себе припеваючи, ничего не делая, и в ус не дул. А теперь точно пахать, что папе Карло, придётся — каждый день, небось, непредсказуемым быть обещает…
Выглядываю
— Пойду я… — бормочу невнятно и, не глядя на Пупсика, к двери направляюсь. Посмотрел бы кто со стороны на всё на это, точно в осадок недоумённый выпал — и чего, спрашивается, я сюда заходил?
— Счастливо, — в спину мне Пупсик говорит и вдруг, с нотками просящими в голосе, добавляет: — Заходите, Борис Макарович, почаще. Пожалуйста…
Ничего я ему не отвечаю — не время для нежностей телячьих.
Выхожу из особняка, в лимузин сажусь, Сашок за мной в салон ныряет. До того на взводе оба, что даже не поздоровались. Едем, молчим, хотя Сашок предусмотрительно звуконепроницаемую перегородку между нами и водилой поднял. Выехали из лесу, по трассе чешем. Всё как всегда — одна «ментовка» с мигалкой впереди, две сзади.
Меня так и подмывает спросить: «Ну, где же?» — но молчу. Как всё должно быть, Сашок вчера расписал, а вот где — не сказал. Наверняка темнит что-то, поскольку не верю я в его забывчивость. Наконец не выдерживаю и завожу разговор отвлечённый.
— Как там наш «бывший» поживает? — спрашиваю.
— Кто? — не врубается Сашок. Видать, мысли у него совсем о другом. Очко-то не железное — откуда ему знать, что гарантию нашей жизни стопроцентную не его спецы обеспечивают, а невзрачный горбатенький пацан с кукольным именем.
— Бывший президент, спрашиваю, как поживает? — вопрос повторяю. — Неужто и впрямь на пенсию нищенскую существует? Или у тебя сведений никаких нет? Как пинком под зад из Кремля вышиб, так и забыл…
— Почему же забыл? — губы кривит Сашок. — Как раз ему ничего прощать и забывать не намерен. Действительно живёт исключительно на пенсию. Носа из квартиры не высовывает, за жизнь боится. Дочка за продуктами на дешёвый рынок ходит, кое-что из своего барахла продаёт.
— Ну да! — хмыкаю. — Так я тебе и поверил! Неужели никто из старых друзей не помог?
— Один бизнесмен попытался, — плечами равнодушно пожимает Сашок, — и из своего благотворительного фонда пятьдесят тысяч долларов «бывшему» выделил. Но через полчаса в его контору нагрянула инспекция, якобы для проверки финансовых операций, арестовала счета фонда, а выданные деньги изъяла. Сам знаешь, начни в соответствии с законом проверять финансовый отчёт любой фирмы, и максимальный срок заключения обеспечен. Так что сидит бизнесмен под следствием, а «бывшего» друзья-товарищи десятой дорогой минуют.
Вот те и на, думаю. Ещё с одной стороны Сашок передо мной открылся. Злопамятный мужик, оказывается. Если кого невзлюбил — до петли доведёт…
Выглядываю в окно, и волосы на голове шевелиться начинают. Мы уже по Москве мчимся, мимо многоэтажек; люди по тротуарам ходят… Это где же он покушение сотворить удумал?!
Перевожу взгляд ошарашенный на Сашка, и он без слов меня понимает.
— Чуть дальше всё произойдёт. Возле заброшенного инструментального завода. Там людей нет…
И именно в этот момент «ментовка» с мигалкой впереди вдруг шаром огненным вспыхивает и с грохотом несусветным на части разлетается. Водила наш молоток — реагирует мгновенно. Резко в сторону лимузин бросает, но тут сбоку ещё один взрыв раздаётся, и по нашим стёклам будто кто щебнем сыплет. Да с такой силой, что бронированные стекла трещинами идут. Впрочем, я это всего мгновение наблюдал, так как жалюзи защитные тут же автоматически схлопываются, нас от белого света отрезая. Водила
А на меня, что удивительно, лишь катавасия эта началась, спокойствие полное снизошло. Подозреваю, Пупсик чары свои употребил, иначе в коробке лимузина, как в гробу цинковом, в лучшем случае поседеть можно, а в худшем — сдвинуться крышей напрочь и навсегда.
Как понимаю, в этот раз Сашок усиленную охрану мне обеспечил — по сценарию-то всё нормально окончиться должно. Поэтому минут двадцать бой, самый что ни на есть настоящий, на улице шёл. Затем сквозь автоматные очереди, взрывы и грохот пуль по броне лимузина стал доноситься всё усиливающийся странный шелестящий звук. Будто кто с неимоверной скоростью ручной косой траву косит. И когда этот шелест оформился в хорошо слышимый звук, раздалась долгая серия взрывов скорострельного гранатомёта, и бой неожиданно прекратился. Но зловещий шелест остался.
Затем послышался приближающийся к нам дробный топот сапог, и по крыше лимузина немилосердно замолотили кулаком.
— Борис Макарович, как вы там — живы?!
Честно говоря, ощущение не из приятных. Странная штука получилась — за двадцать минут вроде даже успел привыкнуть к грохоту боя и уверовать, что если до этого ничего с нами не случилось, то и не произойдёт. Поэтому резкая смена обстановки по нервам вмазала будь здоров. Ну, типа того, как если бы лежал себе в цинковом гробике спокойненько — понятно, хуже быть не может, — и вдруг кто-то начинает к тебе внутрь с кулаками ломиться: мол, открывай, мужик, да подвинься… Любой жмурик в гробу от такого перевернётся.
— Кто это?! — орёт в ответ Сашок.
— Капитан Рудин!
Сашок дух переводит, пытается дверцу открыть, но её заклинило. К счастью, замки сверхсложные провернулись, поэтому Сашок, не мудрствуя лукаво, вышибает покорёженную дверцу ногой и вываливается наружу. Само собой, и меня из машины выволакивает.
Дневной свет по глазам больно бьёт, и я ничего толком рассмотреть не успеваю. Впрочем, даже будь в это время зрение нормальным, всё равно ничего бы не разглядел, так как четверо ребят в бронежилетах и шлемах непрозрачных нас с Сашком под руки подхватывают, ещё с десяток таких же ребят плотным кольцом окружают и куда-то тащат. Недолго, правда. Вижу, вдруг перед нами зев внутренностей машины какой-то, типа фургона, нас к нему подтаскивают и, что дрова, внутрь зашвыривают. Четвёрка, что нас тащила, тоже в «фургон» вскакивает, остальные снаружи остаются и дверь задвигают. И тут же «фургон» медленно двигаться начинает, но странное впечатление при этом складывается, что не по трассе он едет, а вверх почему-то перемещается.
Поднимаюсь с пола ребристого на ногах ватных, в окошко махонькое выглядываю. Действительно, взлетаем мы. По тени под нами понимаю, что в вертолёте находимся. И даже название его машинально, по ассоциации с увиденным, вспоминаю: «тень». Умельцы наши так боевой вертолёт спроектировали, что американцы только хлебальники разевают. Рокота мотора абсолютно не слышно — лишь свист винтов до противника шёпотом смерти в последний момент долетает. Правда, один экземпляр всего собрали, а в серию пустить денег нет — это же не дачи высшему генералитету строить. Так и существует в единственном и неповторимом экземпляре, как корабль инопланетный. Тень во всех смыслах.