Все рассказы о коменданстве в Бугульме

Гашек Ярослав

«Всему населению Бугульмы и уезда!

Сообщаю, что я сместил коменданта города товарища Ерохимова и снова приступаю к своим обязанностям. Тем самым его приказ № 1 и приказ № 2, касающийся ликви­дации неграмотности в течение трех дней, отменяется.

Комендант города Гашек».

Теперь я мог себе это позволить, так как ночью в го­род вступил Петроградский кавалерийский полк, кото­рый привели

мои чуваши.

КРЕСТНЫЙ ХОД

Итак, я сместил Ерохимова с поста коменданта, и он отдал приказ Тверскому полку в полном боевом порядке выступить из Бугульмы и расположиться в ее окрестно­стях, а сам пришел попрощаться со мной.

На прощание я заверил его, что если он со своим пол­ком попытается еще раз выкинуть какую-нибудь штуку, то Тверской полк будет разоружен, ему же придется по­знакомиться с Революционным Военным Трибуналом фронта. В конце концов играем в открытую.

Ерохимов, со своей стороны, не преминул с полной искренностью пообещать мне, что, как только Петро­градский полк покинет город, я буду повешен на холме над Малой Бугульмой, откуда буду хорошо виден со всех сторон.

Расстались мы лучшими друзьями.

Теперь нужно было подумать, как поудобнее разме­стить петроградскую кавалерию, состоящую сплошь из добровольцев. Мне хотелось, чтобы петроградским мо­лодцам понравилось в Бугульме.

Кого же послать убрать в казармах, вымыть там полы и вообще навести в них порядок? Разумеется, того, кто ничего не делает. Но из местных жителей каждый чем-то занят, где-то работает...

Долго размышлял я, пока наконец не вспомнил, что в Бугульме есть большой женский монастырь Пресвятой богородицы, где монашенки томятся от безделья: только молятся да сплетничают друг про друга.

Я составил следующее официальное предписание игуменье монастыря:

«Военная комендатура г. Бугульмы. №3896.

Действующая армия.

Гражданке игуменье монастыря

Пресвятой богородицы.

Немедленно направьте пятьдесят монастырских де­виц в распоряжение Петроградского кавалерийского полка. Пошлите их прямо в казармы.

Главный комендант города Гашек».

Предписание было отослано. Не прошло и получаса, как из монастыря донесся необычайно гулкий, могучий трезвон. Гудели и рыдали все колокола монастыря Пре­святой богородицы, и им отвечали колокола городского храма.

Вестовой доложил, что старший священник главно­го собора с местным духовенством просят принять их. Я согласился, и в канцелярию сразу ввалилось несколько бородатых попов. Их главный парламентер выступил вперед:

— Господин товарищ комендант,

обращаюсь к вам не только от имени местного духовенства, но и от всей православной церкви. Не губите невинных дев — невест Христовых! Мы только что получили весть из монас­тыря, что вы требуете пятьдесят монахинь для Петро­градского кавалерийского полка. Вспомните, что есть над нами господь!

— Над нами, между прочим, только потолок,— отве­тил я.— Что же касается монашенок,— приказ должен быть выполнен. В казармы нужно их пятьдесят. Если же окажется, что там хватит тридцати, остальных двадцать я отошлю обратно. Но если пятидесяти будет недоста­точно, возьму из монастыря сто, двести, триста. Мне все равно.

А вас, господа, ставлю в известность, что вы вмеши­ваетесь в служебные распоряжения, по сему случаю я должен наложить на вас взыскание. Каждый из при­сутствующих должен будет доставить сюда три фунта восковых свечей, дюжину яиц и фунт масла. Вас же, гражданин старший священник, уполномочиваю выяс­нить у игуменьи, когда она пришлет мне своих пятьде­сят монашенок. Скажите ей, что они действительно очень нужны и что они вернутся обратно. Ни одна не пропадет.

В скорбном молчании покидало православное духо­венство мою канцелярию. В дверях старший, с самыми длинными усами и бородой, обернулся ко мне:

— Памятуйте: есть над нами господь!

— Пардон,— ответил я,— вы принесете не три, а пять фунтов свечей.

Был ясный октябрьский день. Ударил крепкий моро­зец и сковал проклятую бугульминскую грязь. Улицы начали заполняться людьми, которые спешили к храму. Торжественно и величаво звонили колокола в городе и в монастыре. Это был уже не набат, как незадолго перед тем, сейчас они созывали православную Бугульму на крестный ход.

Лишь в самые тяжкие времена устраивался в Бугульме крестный ход: когда город осаждали татары, когда свирепствовали чума и черная оспа, когда разразилась война, когда застрелили царя, и... вот теперь.

Колокола звонят жалобно, как будто собираются расплакаться.

Вот открываются монастырские врата. В них появ­ляется процессия с иконами и хоругвями. Четыре ста­рейшие монахини во главе с игуменьей несут большую тяжелую икону, с которой испуганно взирает пресвятая богородица. За иконой— череда монашенок, старых и молодых, все в черном. Звучит скорбное песнопение.

...И повели его, чтобы распять его...

Там распяли его и с ним двух других по ту и по другую сторону...

Тут из храма выходит бугульминское духовенство в ризах, расшитых золотом; за ним с иконами православ­ный люд.

Оба шествия сливаются воедино, раздаются возгласы:

«Христос живет! Христос царствует! Христос по­беждает!»

И все это множество людей затягивает псалом:

В день скорби моей взываю к тебе...