Все равно!
Шрифт:
Нигматулла увидев что взбесившуюся обезьяну не берут пули, упал на снег и притворился мёртвым. Мои рычаги были слишком неповоротливы чтобы вязать узлы, поэтому я сломал им руки, всем кто остался жив. Они не могли уйти отсюда, я бы никогда не позволил им этого.
– Франц,- закричал я, -Kommen Sie mir, bitte!
Чёрт знает что на меня нашло, что я заговорил на немецком.
Он поднялся из сугроба и пошёл пошатываясь ко мне.
– Что с тобой?- спросил я.
Он махнул рукой.
– Протез сломал, когда прыгал
Что-то хрупнуло и Франц завалился на бок.
– Ну вот,- сказал он, -теперь уж точно сломался. Надо было его тоже намазать.
– Почему этого нет в твоём личном деле?- я был сердит на него и на себя. Не заметить что человек без ноги!
– А зачем?- серьёзно спросил, он и сел.
Я устало махнул рукой.
– Чего уж теперь... Я сейчас за девочкой, а ты тогда поползай вокруг и свяжи их всех.
– Как?
– Как хочешь.
И я ускакал.
Лейла ждала меня на том же самом месте и кричала:
– Чика, я здесь!
Её надо было срочно лечить. Я не психолог, но есть один способ, как вывести ребёнка из придуманного им мира. Закон само-собой против этого, потому что те кто их придумывал, никогда не были в шкуре ребёнка, или моей обезьяньей. Судебные разбирательства ранят детскую психику больше, чем то что с ними сделали. Сознание того, что отсидев свои 7-8 лет насильник вернётся, может навсегда погрузить неокрепшую душу во тьму шизофрении или паранойи. Кому как. А кто собственно сказал что дети должны быть детьми, инфантильными созданиями умиляющими родственников своими идиотскими вопросами?
Так вот: Если идёт война, то дети должны быстро становиться взрослыми и терять иллюзии насчёт доброго дяди, который примчится на помощь. Это всё стереотипы голливудских фильмов, и я не собирался им следовать.
В живых осталось двенадцать дикарей, остальные были уже мертвы или готовились отойти в мир иной. На двадцатиградусном морозе это довольно быстро.
Манипулятор мог держать нож, которым я выдолбил три ямки в каменистом покрытии дороги, вытащил титановые колья державшие палатку и установил их острыми концами кверху. Подтащил Нигматуллу и его двух нукеров, разрезал им штаны сзади, и вытряхнул их на тропу.
Лейла пряталась за пологом одной из палаток, не в силах смотреть на своих мучителей.
Нигматуллу и двух его людей я посадил на корточки, прямо на расставленные колья, на шее верёвка, не дающая им подняться и на сантиметр.
– Лейла,- позвал я, -Иди сюда!
– Я боюсь.- ответила она, глядя на неподвижно застывших бандитов.
– Я не должен её жалеть!- повторил про себя, подходя к ней и беря её за руку.
Она дрожала как листок на ветру, но пошла зажмурившись, и спотыкаясь на каждом шагу.
– Сегодня ты стала женщиной не по своей воле, Лейла. Один из этих ублюдков сделал тебя такой. Женщина уже не ребёнок, и она должна уметь отомстить. Если этого не случится, ты никогда не станешь
Он должен гордиться тобой. Ты хочешь этого?
– Да!- ответила она.
– Ты понимаешь что должно произойти?
– Они должны умереть!
– Они не просто умрут, сначала они позавидуют всем мёртвым.
Я протянул ей свой нож.
– Это Лунный нож, Лейла. Сотни миллионов лет, металл из которого он сделан летел из Дальнего космоса, посланный создателем.
– Аллахом?
– Это самое святое оружие, которое когда-либо касалось рук человека. Ты готова?
Она застыла с ножом в руке около одного из нукеров, потом наклонила голову.
– Да!
– Режь верёвку!
Пройдут годы, и она вспомнит эту сцену, убеждаясь раз за разом в своей и моей правоте. Она будет гордиться этим. Но это потом, когда она совсем выздоровеет, может быть уже сегодня.
Она прикоснулась к верёвке лезвием ножа сначала слабо, а потом с отчаяньем полоснула по ней, отсекая свою прошлую жизнь от той, которая ждала её впереди.
Одновременно я легонько толкнул нукера в лоб, и его нанизало как на шампур. Кусок дерьмового мяса.
– Иди к другому!- сказал я переходя к следующему.
Нигматулла силился что-то сказать, но кусок одеяла торчащий из его рта заглушал звуки. Может быть он раскаивался?
Я посмотрел на Лейлу. Сейчас она выглядела как маленький мститель, и стальные искры мелькали в её глазах.
Мы покончили с ними, теперь они сидели на мёрзлой земле, с широко раскрытыми глазами полными боли и ужаса, и кровь текла из под них на холодные камни тропы контрабандистов. Они будут жить возможно ещё час, пока боль и кровопотеря не сделают своё дело.
Лейла подняла голову и посмотрела, как будто увидела меня впервые.
– Ты не Чика!- сказала она.
– Это правда.- ответил я со вздохом.
– Моё имя Жека, а его зовут Франц.
– А почему он без ноги?
Я понял что сработало. Она не видела в нас мужчин-врагов, а это самое главное. Остальное приложится, со временем.
Всех остальных: и живых и мёртвых, я скинул в реку. После того как я бросил пятого, лёд треснул и они провалились в чёрную воду. Остальные исчезали ещё быстрее, пока наконец на тропе не осталось только трое сидящих на штырях фигуры.
Вертолёт показался через несколько минут после того как я закончил уборку. Он шёл опять с юга, подсвечивая лучом посадочного прожектора.
Внезапно раздался характерный звук: "ву-ш-ш", и наш вертолёт исчез ярком свете огненного шара.
– Дождались!- Франц пытался что-то сделать со своим протезом.
– Вы уходите, я постараюсь их задержать!
У него ничего не получалось, и вообще он напоминал мне никакого не тевтонского рыцаря, а маленького хоккеиста, отчаявшегося завязать шнурки на коньках.