Все реки текут
Шрифт:
На следующее утро показались пригороды Мельбурна с их заборами, двориками, дымящимися трубами. Дели, точно Господь Бог, взглянула из окна вниз на проносящиеся мимо бесчисленные фигурки людей. Рекламные щиты вокруг станции, рекламы, намалеванные на стенах зданий, автомобильный транспорт, заметно прибывающий на улицах, – все порождало ощущение захватывающего приключения.
В условленном месте ее ждала Имоджин с извозчиком. Дели нашла ее похудевшей и усталой. Имоджин сняла квартиру в большом здании в центре города с видом на серые крыши Мельбурна, на серебристую Ярру, на забитую судами гавань.
Удобно расположившись в кресле, Дели позволила
– О, как чудесно оказаться снова в Мельбурне, даже в моем положении, с такой фигурой! Я не собираюсь лишать себя удовольствий: когда еще представится другая такая возможность!
Через две недели она угодила в больницу, намного раньше, чем рассчитывала. И все же она настраивала себя на то, что бояться нечего, что все будет хорошо. До самого конца родов ей давали вдыхать обезболивающий препарат; члены ее онемели, а боль кружила где-то над головой, сконцентрированная в виде цветного шара. Когда она пробудилась, ее слуха коснулся сердитый крик новорожденного.
Будучи еще очень слабой, она тем не менее настояла, чтобы ей показали ребенка сразу. Няня принесла маленькое сморщенное черноволосое существо с лиловым лицом, чьи слабые кулачки в бессильном гневе молотили холодный враждебный воздух. И все-таки это был живой ребенок! Она вздохнула с облегчением, и как только отошел послед, забылась тяжелым сном.
Для сына – все самое современное! Из больницы Дели везла его в автотакси. Она очень боялась сидеть в машине, которая катила со скоростью около двадцати миль в час. Ей было стыдно, что она произвела на свет это маленькое, тощее, некрасивое существо, утопающее сейчас в длинных пеленках и складках одеяла. Брентон наверняка рассчитывает на более крупного и более симпатичного сына (она сразу же отправила ему телеграмму). Про себя она решила, что запишет сына под фамилией своего отца – Гордон.
Имоджин, дежурившая у окна, сбежала по лестнице, чтобы помочь подруге.
– Дай его мне… Ах ты моя лапочка, крохотулечка… – замурлыкала она.
Дели решительно этому воспротивилась: она понесет его сама! Ее сын – мужчина, и обращаться с ним надо соответственно. Она, мать, не потерпит никакого сюсюканья. «Мой сын! – шептала она с гордостью. – Мой сын…».
Имоджин, которая в это время была свободна от очередного любовного увлечения, ухаживала за Дели, как за родной дочерью. Дели настояла, однако, на том, что будет оплачивать свое питание сама. Ребенка она кормила грудью. Имоджин оставалась с ним, пока Дели между двумя кормлениями ходила по мастерским, чтобы заказать рамы для картин. У нее собралось достаточное количество незаурядных холстов, и она чувствовала, что произведет впечатление на мельбурнские художнические круги.
Предприятие было рискованным. Дели подсчитывала расходы, загибая пальцы на обеих руках: печатание приглашений и каталогов; рамы для картин; аренда помещения и сверх всего пятнадцать шиллингов в неделю служителю… Она с тревогой ожидала результатов.
Дели надеялась, что самую большую картину – оранжевые скалы, отраженные в водах залива, – приобретет картинная галерея, и оценила ее в сто гиней. [20] Однако все оказалось не так просто; хотя женщины-новеллисты воспринимались в этой стране наравне с мужчинами, женщинам-художницам было гораздо труднее. Лишь немногие из них были представлены в галерее Мельбурна. В ее пользу говорило, правда, то обстоятельство, что
20
Гинея – старинная английская монета, равная 21 шиллингу.
Журналистов пригласили на специально для них устроенный просмотр. Обозреватель из «Аргуса» оказал ей большую услугу, охарактеризовав «Жену рыбака», как «вызывающе чувственную» картину; вместе с тем он восхитился великолепно выписанной женской плотью и гармоничной композицией картины. Такой отзыв обеспечил художнице приличные сборы, так как степенные жители Мельбурна повалили на выставку в расчете на шок.
Газета «Эйдж» восхищалась пейзажем со скалами, сочными, пылающими красками и импрессионистской техникой, с помощью которой ей удалось передать самый дух этих необжитых районов штата Виктория, вызвав в памяти пейзажи Альфреда Сислея.
Дели пошла в публичную библиотеку и взяла альбом репродукций с картин этого художника и других французских импрессионистов. 1870 холстов, даже в репродукциях, поразили и восхитили ее великолепным мастерством, живостью красок, мягким лиризмом, дающим почувствовать, что художник влюблен в трепетное голубое небо, в реку, извивающуюся меж высоких скал. Скорее всего эти пейзажи были написаны в Австралии, на нижнем Муррее.
Дели приободрилась, когда удалось продать несколько небольших холстов. И вдруг пришел триумф: три члена Совета Национальной галереи посетили выставку, после чего ей сообщили, что Совет принял решение приобрести «Жену рыбака» за сорок гиней.
Никто, однако, не заговаривал о покупке самой большой картины, и Дели ломала голову, что же с ней делать: она была слишком велика, чтобы везти ее обратно на судно или оставить в тесной квартирке Имоджин.
В последний день перед закрытием выставки в зале появился хорошо одетый джентльмен с коричневым лицом и остроконечной белой бородкой, которая совсем ему не шла. Он несколько раз подходил к портрету старого Хэрри, под которым был наклеен красный квадратик картона с надписью «продано».
Напоследок он вручил служителю чек и ушел прежде, чем тот успел прикрепить красную табличку «продано» к большой картине «Скалы на реке Муррей». У Дели было такое чувство, что она видела этого человека раньше: его темные удлиненные глаза казались ей до боли знакомыми. Под оставленным им чеком она прочла подпись «В. К. Мотеррам» и поняла, что это, вероятно, отец Несты.
Радость по поводу продажи картины была, омрачена болью воспоминания, удивившей ее своей остротой. Ей припомнились те горькие минуты, когда она уничтожила портрет Несты. Где она теперь? Наверное, вышла замуж и уехала на другой конец света, слишком благополучная или слишком занятая, чтобы продолжать свои литературные опыты.
В общей сложности выставка принесла ей сто пятьдесят фунтов за вычетом всех расходов – совсем неплохо для первого раза. Но самым главным результатом выставки было приобретение ее картины Национальной галереей, что означало признание ее как художника. Теперь она знала, что добилась-таки успеха.
Она известила обо всем мужа телеграммой, почти такой же ликующей, как и о рождении сына. Пусть знает, так ли уж напрасно тратит она свое время! Затем она занялась покупками, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие тратить свои собственные деньги. Она приобрела изысканные вещи для малыша, новую ночную рубашку для себя, туалетный несессер для Брентона, подарок для Имоджин. Она уже начинала скучать по мужу, по реке. В городе было приятно погостить, но не более. Дели собралась покинуть Мельбурн.