Все школьные истории
Шрифт:
Тут ребята заспорили. Одни соглашались с Ромкой, но другие говорили: «А вдруг тетя не преувеличивает?»
Победили более осторожные. Мы пришли в тот уголок двора, где стояла деревянная будочка уборной. Бармалей остановился недалеко от нее, взял у меня ложку и подставил ее Ромке.
– Лей! – сказал он угрюмо.
Ромка налил касторку в ложку. Бармалей выпил. Лицо его перекосилось, он похлопал огромными глазищами.
– Во гадость!!!
Мы (нас было человек пятнадцать) стояли полукругом и молча смотрели на него.
С минуту Бармалей
– Ну как? – тихо спросил Борька.
– Никак! – сказал Бармалей и остановился перед Ромкой. – Еще налей.
Ромка налил. Бармалей выпил и снова принялся ходить.
На этот раз мы молчали гораздо дольше.
– Не действует?.. – спросил Борька.
– Хоть бы что!
Тося подошла со своей грелкой вплотную к Роману и посмотрела на пузырек.
– Ой! Да она же, наверно, вся выдохлась. Посмотрите, какая бутылка запыленная!
Ребята обступили Ромку и заговорили:
– Ну факт, выдохлась!
– Небось год уже простояла, а он принес!
Бармалей остановился, взял у Ромки пузырек, посмотрел сквозь него на заходящее солнце. Потом он выпил еще порцию и швырнул пустой пузырек в крапиву.
– Фиговая у тебя касторка, – сказал он мне, отдавая ложку, и бросил остальным: – Пойду. Одеваться пора.
Ушел Бармалей. Ушел домой и я, обиженный на ребят: они ворчали на меня так, словно я сам делал эту касторку.
Был десятый час вечера. Я уже стелил свою постель, как вдруг за окном послышалось:
– Лешка-а! Лешка, выйди-и!
Я открыл окно, лег на подоконник.
В освещенном фонарями дворе стояли Ромка, Борис и еще несколько мальчишек.
– Ну, гад паршивый! – закричал Ромка, тряся над головой кулаком. – Ну, теперь выйди!
– Только выйди попробуй! – подхватил Борька. – Вот увидишь: мы тебя живым убьем!
Я молча закрыл окно. Мама, папа и тетя ни о чем не знали: они сидели в кухне, окно которой выходило на улицу.
Когда мама вошла ко мне, я ревел, уткнувшись в подушку. Я рассказал маме все, мама тут же побежала в кухню и так поссорилась с тетей, что та утром уехала.
Два дня я не выходил из дому. От ребят из нашего двора я узнал, что произошло в Доме культуры. Уже надев лохмотья беспризорника, Бармалей спросил у одного из артистов, где здесь туалет. Тот ответил, что последняя дверь по коридору, направо. Бармалей ушел и отсутствовал довольно долго, спектакль даже немножко задержали. Наконец занавес открыли, на сцене среди рыночной толпы появился маленький беспризорник. Но песню свою он не запел. Он походил по сцене туда-сюда, потом ушел за кулисы, пронесся по коридору, снова скрылся за последней дверью направо и уже весь вечер не отходил от нее дальше чем на десять шагов. Моя касторка оказалась не такой уж «фиговой».
Когда я наконец вышел на улицу, меня не побили. Аглая, Сеня Ласточкин, Антошка Дудкин объяснили ребятам, что я не виноват.
Но в клуб Бармалей больше не заглядывал, как его ни уговаривали. Он стеснялся встречаться с участниками драмкружка и удирал,
Через полгода он уехал куда-то в новую квартиру, а деревянные домишки снесли.
Маска
Мы были в красном уголке. Сеня Ласточкин и Антошка Дудкин играли в пинг-понг, Аглая листала старые журналы, а я просто так околачивался, без всякого дела. Вдруг Аглая спросила:
– Сень! Что такое маска?
– А ты чего, не знаешь?
– Я знаю маски, которые на маскараде, а тут написано: «Маска с лица Пушкина».
Сеня поймал шарик, подошел к Аглае и взглянул на страницу растрепанного журнала. Мы с Дудкиным тоже подошли и посмотрели.
– Маска как маска. С лица покойника.
– Сень… А для чего их делают?
– Ну, для памяти, «для чего»! Для музеев всяких.
– А трудно их делать?
– Ерунда: налил гипса на лицо, снял форму, а по форме отлил маску.
– А с живого человека можно? – спросил Дудкин.
Сеня только плечами пожал:
– Ничего сложного: вставил трубочки в нос, чтобы дышать, и отливай!
Все мы очень уважали Сеню, и не только потому, что он был старше нас: он все решительно знал. Если мы говорили о том, что хорошо бы научиться управлять автомобилем, Сеня даже зевал от скуки.
– Тоже мне премудрость! Включил зажигание, выжал сцепление, потом – носком на стартер, а пяткой – на газ.
Заходила речь о рыбной ловле, и Сеня нам целую лекцию прочитывал: щуку можно ловить на донную удочку, на дорожку, на кружки, а жерех днем ловится внахлест и впроводку, а ночью со дна…
Управление машиной да рыбная ловля – дела все-таки обычные. Но отливка масок с живых людей… Мы до сих пор даже не подозревали, что такое занятие вообще существует. Узнав, что Ласточкин и в этом деле «собаку съел», мы только молча переглянулись между собой: вот, мол, человек!
– Пошли! – сказал Сеня и направился обратно к столу для пинг-понга.
Дудкин пошел было за ним, как вдруг Аглая вскрикнула:
– Ой! Антон! Для выставки маску сделаем!
Антошка сразу забыл про игру.
– В-во! – сказал он и оглядел всех нас, подняв большой палец.
Каждый год к первому сентября в нашей школе советом дружины устраивался смотр юных умельцев. Ребята приносили на выставку самодельные приборы, модели, рисунки, вышивки. Специальное жюри оценивало эти работы, и лучшие из них оставались навеки в школьном музее. Аглая с Дудкиным все лето мечтали сделать что-нибудь такое удивительное, чтобы их творение обязательно попало в музей. Это было не так-то просто: на выставку ежегодно представлялось больше сотни вещей, а в музей попадали две-три.