Все страсти мегаполиса
Шрифт:
– Холодно тебе?
Они уже лежали рядом, на полу навзничь.
– Нет, – глядя в потолок – взглянуть на Германа она боялась, – ответила Соня.
Пол в самом деле был теплый. Он был сделан из какого-то хорошего дерева, и оно не пропускало холод, который, конечно, не мог не идти снизу, из ледяной земли, на которой они, если не принимать во внимание частности, сейчас и лежали, отзвуками тел снова и снова проживая свою любовь.
– Ты не обиделась, что я тебя увел?
– А ты как думаешь?
– Думаю,
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Извини.
От этого слова повеяло холодком. Соня резко села, посмотрела Герману в глаза. Она не хотела, чтобы все это начиналось снова!
– Ну за что ты извиняешься? – сердито сказала она. – Можешь ты мне объяснить? Что ты в себе находишь такого, чтобы... Чтобы это нам мешало?
Он молчал, отвернувшись. Соня видела его коротко остриженный затылок, и глубокую ложбинку на затылке, и прорисованное одной сильной линией плечо.
– Ты права, – сказал наконец Герман. – Ты во всем права. Не сердись, а? – попросил он.
В его голосе послышалось то же самое мальчишеское уныние, что было во взгляде, которым он обводил заполненный респектабельными людьми зал. И ей снова, как тогда в зале, сделалось смешно.
Соня не стала себя сдерживать и рассмеялась. Ее смех прозвучал в тишине громко и странно.
– Очень тебя волновало, рассержусь я или нет, когда ты меня из зала за руку тащил? – спросила она.
– Совсем не волновало.
Он наконец улыбнулся той широкой и счастливой улыбкой, которую она так любила. Так он улыбался, когда показывал Соне двух озерных рыб, пойманных в «Метели».
– Вот и в дальнейшем пусть тебя это не волнует.
– В дальнейшем?
– В ближайшем дальнейшем, – уточнила Соня. – Если ты, конечно, не испугаешься.
– Не испугаюсь. – Теперь он улыбнулся совсем по-другому, так, как улыбаются словам маленьких детей, наивным и справедливым одновременно. – Но если сейчас кто-нибудь войдет и обнаружит нас голыми на полу, то, возможно, я все же почувствую неловкость.
Соня засмеялась и протянула руку за своим платьем. Все ее тело горело так, будто она не просто лежала голой на полу, а прошлась в таком виде сквозь пургу.
– Мы что, в зал вернемся? – спросила она.
– Ну уж нет! Сейчас выберемся отсюда и подумаем, где нам встретить Новый год.
– Да, ведь Новый год! – вспомнила Соня. – В Москве еще не скоро... А здесь мы с тобой уже в будущем.
Жизнь в завтрашнем дне уже не казалась ей странной. Ничто не было странным, когда она видела Германа обычным, а не внутренним, воспоминательным зрением. Даже мерцающий фантасмагорическими зеркалами зал казался ей теперь таким простым, каким кажется жилище феи, когда читаешь сказку.
Они осторожно выглянули из этого зала и прошли по коридору. Соня старалась ступать на носки,
Соня взяла Германа за руку и, отвернув рукав свитера, посмотрела на его часы. До Нового года оставалось сорок минут.
– Уходите? – удивленно спросила гардеробщица. – Что ж так рано? – И сразу же понимающе улыбнулась: – Вдвоем оно повеселее.
На время пребывания на Чукотке Тимофей выдал Соне длиннющую шубу. Она-то додумалась явиться сюда в короткой легкой дубленке, которую носила в Москве, потому что это было всего удобнее.
Герман завернул ее в эту шубу, сам надел куртку, нахлобучил большую шапку из какого-то жесткого зверя. Они собирались так, словно им предстоял рывок в космическую тьму; да почти это самое им и предстояло.
Но когда Герман и Соня толкнули входную дверь, она открылась с неожиданной легкостью. И природа встретила их не воем ветра, а тишиной.
Неизвестно, когда прекратилась пурга, но они вдруг оказались на самой обыкновенной городской улице. Даже то, что мороз стоял все-таки не обыкновенный, а очень сильный, не отменяло того неожиданного восторга, который охватил их обоих.
– Герман! – воскликнула Соня. – Смотри, как красиво! Как на елке.
Городок в самом деле выглядел уже не просто как игрушка, а вот именно как елочная игрушка – разноцветный, маленький, весь засыпанный белым, без единого пятнышка грязи, снегом и залитый сказочным светом.
– Ты что, в первый раз это видишь? – улыбнулся Герман.
– А когда же я могла это увидеть? Все время пурга была. Я же только сутки как прилетела.
– А как ты, кстати, сюда прилетела? – с детским любопытством спросил Герман. – То есть каким образом?
– Так. Совпадение, – ответила Соня.
«Или чудо», – подумала она.
– Может быть, – пожал плечами он. – Но пока ты не появилась, ни одного такого совпадения в моей жизни не было. И быть не могло.
При этих словах по его лицу пробежала тень. Соня заметила ее даже в неярком свете уличных фонарей.
– Ты опять? – сердито спросила она.
– Что – опять?
Он сделал вид, что не понял, о чем она спрашивает.
– Опять ищешь в себе какого-то ущерба?
– Его и искать не нужно, – помолчав, сказал он. – Все время после знакомства с тобой я вел себя вот именно ущербно – отличное слово. Помнишь, как ты сразу слова вспомнила – дать волю слезам? Я боялся своих чувств, не давал им волю. Но, Соня!.. – Он произнес ее имя так, что задохнулся морозным воздухом. – Что же я должен был делать? Я ведь трезво себя оцениваю и понимаю, как выгляжу в чужих глазах. В твоих, в частности.