Всё включено. Пули тоже
Шрифт:
Я взглянул на часы.
– Хорошо. Полчаса привал. Помнишь, как я учил тебя воду пить?
Эдик молча сбросил рюкзак, уселся на него, и, кряхтя, нагнулся над тонкой узкой струйкой прозрачной воды, бежавшей у него под ногами. Зачерпнуть воду полной пригрошней у него не получилось, она стекала по гладкой каменной поверхности, и он оглянулся, ища место поудобней. Тяжело вздохнул, поднялся и шагнул за обломок скалы. Я тоже сбросил рюкзак и перевел дух. Курить после такой тяжелой потной ходьбы совсем не хотелось.
– Юрич? – негромко позвал
– Что там такое?
Я не стал вскакивать и хвататься за оружие, а вместо этого хлебнул из фляжки и налил воду в ладонь, чтобы сполоснуть лицо.
– Тут кости какие-то.
– Тебе повезло, Эдик. Ты наткнулся на стоянку первобытных людей. Теперь жди премию от археологов. Наверняка они будут в восторге.
Я сделал хороший глоток, прополоскал рот, качнул фляжкой, прикидывая остаток, а потом вовремя сообразил, что ручей течет под ногами и воду можно не экономить.
– И тут ружье еще какое-то. Ржавое…
Что он там нашел? Скорей всего, наткнулся на останки какого-нибудь солдата времен второй войны. Это не редкость на перевалах. Оползень, или таяние ледников, или подмытая водой порода вполне может обнажить то, что десятилетиями оставалось скрытым от людских глаз. Но если он обнаружил ржавое ружье, значит, там могли быть и ржавые гранаты.
– Ничего не трогай! – выпрямился я. – Сейчас подойду.
Я с кряхтеньем поднялся, потер спину и шагнул за камень. Эдик стоял над небольшой ложбинкой, засыпанной галькой, и смотрел себе под ноги. Прямо перед ним я увидел полузасыпанную ржавую винтовку и истлевшие кости пальцев, державших ее за деревянное темно-коричневое ложе.
– Вот, – кивнул Эдик. – Что это?
Я огляделся. За моей спиной открывался прекрасный обзор на тропу, по которой мы поднимались. Отличная позиция для обороны перевала.
– Это окоп советского солдата. И остатки трехлинейки. Видишь, он еще камней по сторонам привалил? Скорей всего, по этой тропе войска отступали в Грузию.
– А как…
– Не знаю. Скорей всего, его накрыло миной и засыпало.
Эдик сглотнул и отвернулся.
– Пойдем отсюда.
– Почему? Его надо похоронить по-человечески. Он же солдат.
– Мне все равно, кто он. Я мертвых не люблю.
– Кто же мертвых любит, дурачок… – я присел на корточки и потянул за ствол. Мягкая порода поддалась, и я стал медленно вытягивать мокрый остов винтовки. Пальцы на ложе шевельнулись, но остались на месте. Солдат не хотел отдавать свое оружие. Я вздохнул.
– Хорошо, боец. Я не буду забирать у тебя винтовку. Ты имеешь на это право.
Эдик расширенными глазами посмотрел на меня.
– Что уставился? Его надо похоронить. Сейчас раскидаем окоп и освободим кости. Посмотрим, может, медальон у него с собой был.
Эдик затряс головой, словно на него напали слепни.
– Я не могу!
– Сможешь! А если это твой прадед здесь лежит? Так и бросим его?
Я засучил рукава и принялся
Мы закончили нашу работу через час. Медальона при солдате не оказалось. Только рассыпанные ржавые патроны и почерневшая ложка. Остатки одежды и костей мы сложили обратно в окоп, аккуратно завалив его камнями. Эдик отлучился только один раз, наскоро облегчив свой желудок за камнем. Даже для меня перебирать человеческие кости оказалось непростой задачей, а для молодого пацана это было совершенным шоком. Но Эдик вернулся, бледный, и трясущимися руками продолжил копаться в каменистом грунте.
На вершину невысокой каменной пирамиды я поставил ржавый ствол и прижал его осколком породы. Потом вымыл руки в ручье, вытер лицо и поднялся. Эдик молча стоял рядом.
– Ну, что ж, боец, – негромко сказал я. – Полежи пока здесь. Я запомнил, где твой окоп, позже ребята перенесут тебя к своим. Ты с честью служил Советскому Союзу.
Я вытащил пистолет, извлек обойму, направил оружие вверх, затем трижды щелкнул курком. Эдик вдруг выпрямился и неумело прижал правую ладонь к своей фирменной черной бейсболке.
– Сними, – буркнул я. – Ты в чем честь отдаешь?
Он растерянно снял с головы кепку с желтыми буквами «FBI».
– На, мою надень, – я протянул ему свою истертую, уже немного засаленную по краям камуфляжную кепку.
– В ней можно. И бойцу не стыдно будет.
Эдик покрутил кепку в руках, хотел что-то сказать, но передумал.
– Пальцы вместе. Не растопыривай. Ладонь ровней держи. Вот так…
Эдик довольно сносно отдал последнюю воинскую почесть неизвестному солдату, и уже через десять минут мы продолжили подъем.
А к вечеру мы расположились на краю густого кустарника, который покрывал всю восточную часть обратного склона водораздела. Если хорошенько присмотреться в бинокль, то уже можно было в паре километров внизу разглядеть деревья, стоявшие на берегах реки. А там уже начинаются все блага цивилизации. Мобильная связь, например… и моя работа на сына миллионера закончится.
Я курил и смотрел, как Эдик готовит место для привала. Он вынес спальники на продуваемую ветерком полянку, нарубил ножом ветки, чтобы не спать на твердом грунте, умело сложил костер и принес сухие дрова. При этом он не порезался, не споткнулся, ничего не перепутал и зажег костер с первой спички.
Я открыл рюкзак и на ощупь нашел пару банок. Потом моя рука наткнулась на противно шуршащий в пальцах пластиковый пакет с твердыми круглыми предметами внутри. Я ощупал его, но не мог вспомнить, что же в нем находится. Пришлось вытаскивать пакет наружу, чтобы удовлетворить свое любопытство.
– Смотри, Эдик. Яблоки.
– Да ладно, гонишь?!
Эдик оторвался от костра и приподнялся.
– Яблоки?!
– Избавь меня от своего жаргона миллионеров. Да, это яблоки. Неплохой десерт, да?