Все впереди
Шрифт:
Теперь же я спокойно сказала:
— У тебя было такое странное дыхание, мне стало даже тревожно.
— Почему, любимая?
— На одно мгновение мне показалось, что у тебя начинается сердечный приступ.
Он засмеялся:
— Не будь глупой. Я был просто слишком возбужден. Я думал, что могу взорваться. Говоря по правде, Мэл, мне кажется, сегодня ночью я не смогу тобой насытиться.
— Я этому рада, — пробормотала я. — Я чувствую то же самое.
— Я так и думал. — Он поцеловал меня в голову. — Ты счастлива?
— До экстаза и
— Лучше, чтобы я таким и был.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я не хочу, чтобы ты смотрела по сторонам, — сказал он, поддразнивая меня, и снова засмеялся.
— Никакой надежды на это, мистер Кесуик!
Он сильнее сжал руки вокруг меня.
— О, Мэл, моя прекрасная жена, ты такое чудо, самое замечательное, что произошло со мной за всю жизнь. Я не знаю, что бы я без тебя делал.
— Тебе и не придется… Я буду с тобой до конца нашей жизни.
— Благодарю Бога за это. Послушай, ты думаешь, мы сегодня сделали ребенка?
— Надеюсь.
Я слегка откинула голову, чтобы посмотреть на него, но его лицо было неразличимо в полумраке. Выскользнув из его объятий, я потянулась вверх, пока моя голова не оказалась рядом с его на подушке. Я склонилась над ним, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала.
Когда, наконец, мы отодвинулись друг от друга, я сказала с легкой улыбкой:
— Не беспокойся, если сегодня не вышло. Подумай о том удовольствии, которое мы получим, продолжая попытки.
7
Я сразу поняла, что моя мать собирается затеять со мной ссору. Я полагаю, что за многие годы у меня развилось особое чутье к ее настроению, и поэтому поняла, что этим утром оно было у нее не очень приятным.
Может быть, ее осанка, наклон головы, общая манера держаться — такие скованные, натянутые. Во всяком случае, все эти признаки дали мне понять, что она рвется в бой.
Я была полна решимости не реагировать — во всяком случае сегодня, четвертого июля. Я хотела, чтобы день был счастливым, беззаботным; в конце концов, это наш большой летний праздник. Ничто не сможет его испортить. Она была очень напряжена, когда я поздоровалась с ней на пороге, так что я сама должна была напрячься, чтобы поцеловать ее в щеку. Сегодня с ней придется трудно — я наблюдала все признаки этого.
— Я не понимаю, зачем ты назначила барбекю на такой ранний час? — начала она, когда вошла в дом. — Мне пришлось встать на рассвете, чтобы оказаться здесь.
— Час дня — это не слишком рано, мама, — сказала я спокойно, — и тебе не обязательно было приезжать в такую рань. — Я посмотрела на часы. — Только десять.
— Я хотела тебе помочь, — ответила она, прервав меня. — Разве я не стараюсь всегда тебе помогать, Мэллори?
— Да, ты стараешься, — быстро ответила я, желая умиротворить ее. Я взглянула на ее сумку: она ничего не сказала о том, что ночует, когда мы разговаривали вчера по телефону, и я надеялась, что это не входит в ее планы. — Что у тебя в сумке? — спросила я. — Ты остаешься на
— Нет-нет, конечно нет! — воскликнула она.
У нее был такой странный взгляд, что я подумала: неужели сама мысль об этом для нее так отвратительна? Однако я не сказала ни слова, посчитав, что было бы умнее промолчать.
Она продолжала:
— Но, в любом случае, спасибо, что спросила. У меня сегодня свидание за обедом. В городе. Так что я должна вернуться. А что касается сумки, то в ней у меня одежда на смену. Для барбекю. Я так измялась по дороге сюда. — Она поглядела на свои черные габардиновые брюки. — О Боже мой! — воскликнула она. — Я надеюсь, эта собака не запачкает меня своими волосами.
Трикси дружелюбно прыгала возле ее ног. Подавив внезапную вспышку раздражения в адрес собственной матери, я машинально нагнулась к собаке и взяла ее на руки.
— Бишон-фриз не линяет, мама, — сказал я как можно ровнее, сделав над собой огромное усилие.
— Приятно это узнать.
— Ты это всегда знала, — ответила я, не сумев избавиться от язвительных интонаций.
Она не обратила на это внимания.
— Почему бы мне пойти на кухню и не начать делать картофельный салат?
— Ох, ведь Диана собирается его делать.
— Господи помилуй, Мэллори, что англичанка может понимать в американском картофельном салате для такого американского праздника, как День независимости, — от англичан, следует добавить.
— Ты будешь мне читать лекцию по истории?
— Я буду делать салат, — фыркнула она. — Это одна из моих специальностей, если ты забыла.
— Прекрасно, — ответила я, стремясь восстановить мир.
Моя мать пошла в сторону кухни, демонстрируя, что она спешит начать готовить знаменитый картофельный салат.
Я сказала ей вслед:
— Отнесу твою сумку наверх в голубую гостевую комнату, ты сможешь ею пользоваться в течение дня.
— Спасибо, — ответила она, не оглянувшись.
Я глядела вслед, изучая ее стройную, элегантную фигуру и гадая, как мой отец смог удержаться от искушения задушить ее. Затем схватила сумку и, все еще держа Трикси, побежала наверх в голубую комнату. Я тут же спустилась обратно, все еще неся собачку. В коридоре перед своим маленьким кабинетом я поцеловала ее в мохнатую белую голову и опустила на пол.
— Иди, Триксола, — пробормотала я, — иди и напади на нее, пошли вместе!
Трикси посмотрела на меня и замахала хвостом, и, как частенько случается, я была убеждена, что она поняла мои слова. Я громко рассмеялась. Трикси была таким веселым маленьким животным: трудно было сдержать улыбку при виде ее.
Когда я бежала по направлению к кухне с собакой, скачущей у моих ног, я была полна решимости не дать матери испортить сегодняшний день. Я гадала, специально ли она хотела вывести меня из себя, или это было просто плохое настроение. Вполне возможно, что дело не только в настроении. Это была старая история — сложные отношения между мной и матерью. Я никогда не знала, чего от нее ждать.