Все впереди
Шрифт:
«Действителен… Гогот Борис Борисович… 1928-й… выдан… номер…» Фотокарточка владельца: гривка на лбу, глаза лучатся трогательной чистотой, выражают сыновнюю любовь к сотрудникам паспортного стола и вообще — к милиции.
— Свежий документец. Приятно в руки взять, — хвалит товарищ Сугубов.
Затем переводит взгляд с фотокарточки на владельца. Гривка на месте. И глаза по-прежнему выражают любовь, только теперь к нему, товарищу Сугубову, а в его лице — ко всей системе организованного набора рабочей силы.
— Трудовая книжка? —
Тот, конечно, разводит руками:
— Нету.
И еще улыбается, стервец.
Для товарища Сугубова, уполномоченного областного управления оргнабора, вопрос ясен вполне. Подобных типов он немало встречал на своем веку.
Все просто и увлекательно, как сказка про белого бычка.
Человек вербуется, предположим, на Дальний Восток, ловить рыбу лососевых пород. Ему выдают аванс, покупают плацкартный билет, ставят в паспорте штампик «Принят на работу туда-то» и счастливо доехать!
Прибыв на место, человек получает подъемные в размере, предусмотренном договором, прилежно изучает правила техники безопасности, садится в поезд (желательно ночью) и отбывает в неизвестном направлении. Затем он избавляется от паспорта, сунув его, например, в печку. Обращается в милицию и, уплатив положенные сто рублей штрафа за утерю паспорта, получает новый — уже без штампика. Подытожив сальдо в свою пользу, человек опять отправляется в отдел оргнабора (разумеется, в другой)…
Да, товарищу Сугубову отлично известны все эти ходы-выходы.
«Значит, обмануть хочется?» — прищуренным взглядом спрашивает товарищ Сугубов и постукивает карандашиком, поставленным торчком.
«Хочется», — признается встречный взгляд.
«А если взять тебя сейчас за холку, и знаешь — куда?»
«Куда?»
Здесь, однако, ход мыслей товарища Сугубова принимает несколько отвлеченное направление.
Два дня назад ему переслали специальное письмо комбината «Севергаз» — одного из постоянных клиентов областного управления оргнабора. «Севергаз» просит ускорить вербовку рабочей силы. Но, подтверждая особые льготы для поступающих на работу — двойные подъемные, двойные ставки, двойной отпуск, — комбинат ставит особые условия, с которыми просит ознакомить нанимающихся.
Письмо из комбината «Севергаз» лежит в столе товарища Сугубова. На столе лежит чистый лист бумаги, и он постукивает по нему карандашиком — уже плашмя.
— Трудовой книжки, значит, не имеется? — снова спрашивает Сугубов. И, понимающе кивнув, объявляет: — «Севергаз». Устраивает?
Судя по искоркам, метнувшимся в глазах Гогота Бориса Борисовича, его все устраивает. Но солидности ради он осведомляется:
— Это где же? Якутия?
— Коми АССР, — твердо сообщает парень, сидящий поодаль, у окна.
Сугубов мгновенно переносит прищур на парня. Рыжий парень, абсолютно рыжий, а также рябой и губастый. Рослый и значительный в плечах.
— А вам что, случалось бывать в Коми республике?
— Был
— По какой статье? — живо интересуется товарищ Сугубов.
— А вот я анкету заполнять буду — прочтешь! — без особого дружелюбия переходит на «ты» парень.
Он тяжело ерзает на стуле, оглядывается и багровеет — настолько возмутила парня проницательность уполномоченного по оргнабору.
Но Сугубов не обижается:
— В «Севергаз» не имеете желания?
— А что? Могу. Места очень приличные. Город большой, на железной дороге… Зря я там сразу работать не остался.
— Фамилия?
— Бобро Степан Петрович.
Две птички появляются на бумаге.
День выдался, несомненно, удачный. В комнату то и дело, стучась и без стука, входят люди. Осмотревшись, рассаживаются. Уже по комнате плывут синие завитки табачного дыма и соседские разговоры:
— Какой «Севергаз»? Не слыхал…
— В двойном размере? А не врет?
— Далеконько все же…
— Свояк поехал, не жалуется…
— Баб, говорят, там нисколько нету.
— Ну, этих, положим, везде избыток.
— Жильем-то как — обеспечивают?..
— Да, и двойной отпуск, — погромче, для всех, беседует с очередным посетителем Сугубов. — Вот здесь распишитесь… Бланочек? Пожалуйста…
Алексей Деннов сидел и ожидал своей очереди. Ожидал, вертя в руках фуражку. На околыше фуражки выделялся пятиугольник невыцветшего бархата — там раньше была красная звезда. Теперь нету: штатским она не положена. Латунные пуговки по бокам потускнели, а одна даже позеленела с краю. Алексей поглядел на рукав — и там пуговицы имели померкший, окисленный вид.
«Черт, всего две недели из армии, а до чего опустился…»
И он тотчас решил принять меры. Вынул из кармана дощечку с прорезью посередине, в прорезь продел пуговицу. Из другого кармана достал зубную щетку без ручки с густо-зеленой щетиной, вымазанной особой мазью, известной только ювелирам и солдатам: крокус называется. И стал этой щеткой драить пуговицы. Одна за другой вспыхивали они солнечным, фанфарным блеском.
— До чего интересно!
Алексей повернул голову. Рядом с ним, оказывается, сидит девушка и наблюдает, от нечего делать, как он драит пуговицы. Смуглая, с темными, очень густыми, даже на вид, волосами. Так себе девушка — толстопятенькая.
Алексей, конечно, ей ничего не ответил, только яростнее деранул щеткой по пуговице. Пуговица оторвалась и покатилась.
Девушка тихо засмеялась. Первая успела нагнуться, подала пуговицу Алексею.
Но Алексей не смутился. Солдата ничем не смутишь: он тут же перевернул фуражку вверх дном и оттуда извлек иголку с ниткой. И стал пришивать.
Пуговица, как на грех, отскочила от рукава, и пришивать ее, не снимая гимнастерки, было несподручно. А снимать гимнастерку в такой обстановке Алексей не решился.