Все зависит от нас
Шрифт:
От возвышенного состояния отвлёк неугомонный Гек.
— А я сразу, как детей увидел, понял, что ты отбой дашь!
— Да ну? С каких пор таким догадливым стал?
— Потому что ты — это ты. И поэтому я за тебя и в огонь и в воду…
— Ладно, хватит слюнями брызгать, лучше ходу прибавь. А то ведь мужики все в непонятках — отчего сигнала не было? Может, нас уже повязали и мы вовсю для гестапо сольные песни поём?
Говоря это, я уже совсем не шутил. Что ещё могут подумать наши подрывники, если мы ушли и пропали с концами? А я, честно говоря, когда все уже разъехались, по рации
Только волновался я зря. Макс с Шарафом спокойно ожидали нас возле речки. Оказывается, от их точки было видно, как детей грузили обратно в автобус. Когда он подъ-ехал, они не видели, а вот обратную загрузку наблюдали хорошо. Поэтому Макс впал в полное охренение и, как потом рассказывал Шараф, все полтора часа, пока они нас ждали, расхваливал меня как командира, а прицепом и всех русских как добрых и душевных людей. Он и мне попробовал сразу толкнуть благодарственную речь, только я эти поползновения пресёк и, построив своих людей, куцей колонной повёл в сторону озера, где нас должны были подобрать гидросамолёты. Предварительно, правда, дали радио о подтверждении эвакуации и только потом рванули. Единственная задержка произошла, когда педантичный Макс поинтересовался судьбой оставленных зарядов:
— Командьир, неужелли мы мины так и остафим? Это зер шлехт, м-м, отщень плехо. Там ратиофзрыфатели. За этто строко спросят.
— Спросят — ответим. А нам тут ещё сутки торчать — совершенно не с руки. Помнишь, Гофман говорил, что сегодня в город тяжёлый артдивизион войдёт? Это значит, количество патрулей вырастет в несколько раз. Засыпаться можем моментом, тем более — было бы за что… А в те развалины, я думаю, никто сто лет не лазил и теперь не полезет… Единственно — вы коробку с усилителем нормально замаскировали?
— Так точно!
— Вот и хорошо. А дней через двадцать тут уже наши войска будут — так что схему минирования сапёрам отдадим и про это можно забыть. Ещё вопросы есть?
— Никак нет!
— Тогда — за мной!
Километров десять проскочили внаглую — по нешироким лесным просёлкам, но потом пришлось свернуть. Просто по пути нос к носу столкнулись с патрулём, который передвигался верхом на велосипедах. Но они даже документы у нас не проверили. М-да — мельчают фрицы. Хотя и патруль был не фельджандармерии, которым плевать на любые чины и рода войск, а фольксштурма, который при виде эсэсовцев подобрался и козырнул мне так, что чуть не свалился с велосипеда, я посчитал нужным уйти подальше в лес. Сейчас эти лохи попались, а дальше, глядишь, и на толковых нарвёмся — оно нам надо? Так что лесочком привычнее будет, тем более спешить совершенно некуда.
К озеру подобрались засветло. Огляделись, обнюхались и, убедившись, что в округе людей нет, замаскировались метрах в двухстах от воды. Было тихо, безветренно и как-то по-весеннему тепло. Даже птицы это почувствовали и чвиркали совершенно жизнеутверждающе. Ближе к вечеру мы добили сухпай, и только я собрался распределить
— Ого! Это что за бублик?
Марат удивлённо подхватил:
— Немецкий! Смотри — вон свастика! Е! Никогда таких не видел! Командир, не знаешь, что это?
Я знал… Ещё как знал, только вот сказать ничего не мог. Заклинило напрочь! Только и получалось, что вхолостую открывать рот и хлопать глазами. А всё потому, что в вечернем небе над озером, двигаясь в сторону северо-запада, проплывала самая обычная, невзрачненькая такая, летающая тарелка…
Глава 21
— Как это — трагически погиб? Это точно?
Я сидел, слушая Гусева, совершенно не представляя, как такое вообще могло произойти.
— Позавчера шифрограмма была. Трагически погиб при испытаниях нового оружия.
— Блин! Зачем его вообще туда понесло?
Серёга, тяжело вздохнув и пожав плечами, ответил:
— Ты маршала лучше меня должен знать… Но насколько я наслышан, Лаврентий Павлович никогда не упускал момента поприсутствовать при проверке новых вооружений, особенно находящихся под его контролем.
— Но ведь они же не в чистом поле стояли и смотрели?! Для этого бункер есть!
— Бункер и был… Просто до этого шли испытания малого количества смеси и вела она себя по-другому. А здесь, видно, решили удивить высокое начальство и рванули около пятисот килограммов. Убежище стояло предположительно в безопасной зоне, но и его чуть не смело обломками щебня и бетона, оставшимися от предыдущих испытаний. Из двенадцати наблюдателей пятеро погибших, остальные ранены. В числе погибших и маршал…
Во бли-и-н… Я настолько растерялся, что даже спрашивать дальше ничего не мог. «Кровавый тиран» и умнейший человек, «душитель свободы» и самый лучший хозяйственник, из всех, кого я только знал — Лаврентий Павлович Берия, погиб при испытании объёмно-детонирующего боеприпаса. Это то, что впоследствии журналюги будут неправильно называть — «вакуумная бомба».
Когда стало понятно, что с атомным оружием идёт сильная пробуксовка, то внимание высокого начальства очень привлекли мои слова про оружие, которое по мощности сравнимо с ядерным, но при этом не загрязняет всё вокруг отходами и является гораздо более простым в изготовлении. Вот за полгода и смогли, получается, слова провести в жизнь. На нашу голову… Чёрт, и что дальше? Ведь Берия был главным «паровозом» всех наших новейших разработок! Без него всё замедлится в несколько раз…
А воткнут на место главы НКВД какого-нибудь Абакумова или Чередниченко, который в этих делах ни ухом ни рылом, может совсем невесело получиться. Да и Сталин уже старенький, помрёт вот так же неожиданно — кто на его место придёт? Я-то, честно говоря, очень в этом смысле на Лаврентия рассчитывал, а тут… Жопа какая-то… Воткнув окурок трофейной сигареты в массивную чугунную пепельницу, доставшуюся от прежних хозяев, спросил:
— Серёга, а кто теперь вместо него будет?
— Пока назначен наш командир…