Всеблагое электричество
Шрифт:
— Ах да! — сообразила девушка. — Тринадцатый год от основания Второй Империи! Сорок лет назад, большой срок.
— В отставку дед вышел в полковничьем звании. Этот дом выстроил он…
Но история особняка Елизавету-Марию не заинтересовала, она как завороженная продолжала рассматривать саблю, и в светящихся девичьих глазах колыхалось при этом нечто на редкость неуместное.
— Кровь, — прошептала она. — Эта сабля собрала богатую жатву…
— Дед был лучшим саблистом полка, — сообщил я, потом стряхнул невесть с чего вернувшуюся было неуверенность и произнес: —
— Как скажешь, Леопольд, — кивнула девушка и неожиданно спросила: — Сабля заточена?
— Кажется — да, — вздохнул я и отвернулся к дворецкому, который стоял в дверях и наблюдал за нами с нескрываемым изумлением. — Теодор! — повысил я голос, привлекая внимание отвыкшего за последние годы от гостей слуги.
Тот вздрогнул, поднял саквояж и попросил девушку:
— Следуйте за мной, госпожа.
Елизавета-Мария отправилась в гостевую комнату; на лестнице она слегка приподняла юбку платья, и вышло это на редкость элегантно.
У меня аж сердце стиснуло. Накатил озноб; странная смесь вожделения, облегчения, страха и презрения заполнила душу, но предаваться самобичеванию я не стал, схватил с полки котелок и опрометью выскочил из дома.
Пока шагал до ворот, перед глазами маячила ржавая макушка башни на вершине холма. Сейчас вздымавшийся к небу ржавый перст не сиял в темноте навигационными огнями и вызывал смешанные чувства: поражал ветхостью и одновременно давил мощью. Будто нечто забытое, нечто совсем из другой эпохи. А из прошлого или будущего — даже не скажу…
Казалось, давно должен был привыкнуть к этому виду, но нет — всякий раз мурашки по коже.
Когда распахнул калитку, под ноги выпал всунутый в щель конверт, без марок и надписей. Я озадаченно оглядел пустынную дорогу, поднял его и выщелкнул титановый клинок складного ножа. Вспорол клапан, ознакомился с лаконичным посланием и обреченно выругался.
Инспектор Уайт назначил встречу на полдень, а я вовсе не был уверен, что успею к этому времени освободиться. И более того — что вообще хочу сегодня видеть инспектора.
Я вновь выругался, на этот раз в голос, и зашагал под горку. Переходя через мост, не удержался, чтобы не глянуть вниз, но там никого не оказалось, лишь журчала прыгавшая по камням вода.
От портного я вышел во взятом напрокат костюме-тройке, нестерпимо модном и столь же нестерпимо броском, и с абсолютно пустым бумажником. Денег не осталось даже на обед, но испортить настроение это обстоятельство уже не могло.
Если вечером что-то пойдет не так, безденежье будет меньшей из моих проблем. Точнее — проблемой это уже не будет.
Ну в самом деле — зачем мертвецу деньги?
К тому же еще оставался инспектор. Какого дьявола ему понадобилось от меня в выходной?!
Переложив в левую руку пакет со старым костюмом, я побренчал мелочью, ссыпал блестящие монетки обратно в карман и зашагал к набережной Ярдена. Там воскресным утром оказалось не протолкнуться от праздношатающихся горожан, и очень скоро мне надоело ловить на себе заинтересованные
— Полировочная машина на шесть ножей! Патентованная конструкция! — верещал чумазый паренек, рассовывая прохожим рекламу. — Просто крутите ручку! Блеск обеспечен! Легко как никогда!
Я взял мятый листок и придержал мальчишку.
— Что за манифестация? — спросил у него.
— Дирижера какого-то хоронят, — легкомысленно ответил тот. — Потерял палочку любимую и в петлю, чудик, полез.
На нас начали оглядываться, но пацана это нисколько не смутило.
— Струной удавился, дурик, — продолжил он и резко вскинул вверх большой палец. — Голова — чпок!
— Понятно, — кивнул я и зашагал прочь.
Сзади нагнал крик:
— Паровой утюг! Домашним хозяйкам в помощь! Гладьте быстро!
И сразу тихий гул почтенной публики, что медленно шествовала к императорскому театру, перекрыла яростная свара сцепившихся за территорию мальцов.
В этом — весь Новый Вавилон: чужая смерть здесь не стоит даже минуты тишины.
Ничего не стоит, если на то пошло.
И никогда не стоила.
Выкинув рекламную листовку в первую попавшуюся урну, я свернул на соседнюю улицу, взглянул на хронометр и прибавил шаг.
Императорский театр скрылся из виду, и дугой выгнувшаяся улица привела меня к замощенной брусчаткой площади, посреди которой стоял засиженный голубями памятник великой троице — Амперу, Ому и Вольте.
А вот лекторий «Всеблагого электричества», рвавшийся к небу двумя стальными мачтами, пернатые вредители облетали стороной. И немудрено — вокруг огромных медных шаров, что венчали изящные конструкции, трепетали короны электрических разрядов. Они то и дело вспыхивали ослепительными искрами, и тогда всякий раз над площадью разносился явственный щелчок, но испуганно втягивали головы в плечи лишь приезжие провинциалы, а расположившиеся на открытых верандах многочисленных кафе горожане даже не отрывались от газет.
Огромная катушка Николы Теслы должна была потреблять просто чудовищную прорву энергии, и с какой целью ученые мужи день за днем, месяц за месяцем транжирят электричество на демонстрацию собственного величия, всегда оставалось для меня загадкой. И только теперь, когда рукотворные молнии сверкали прямо над головой, я в полной мере ощутил могущество науки.
Безмерная мощь — вот что на деле олицетворяло творение Николы Теслы.
Мощь и безопасность.
Клокотавшая вокруг энергия могла разорвать в клочья и развеять в прах любое инфернальное создание. Любой, пусть даже самый могущественный демон за пару секунд сгорит здесь в благодатном огне электрических разрядов; не просто низвергнется в преисподнюю со слегка подпаленной шкурой, а будет уничтожен раз и навсегда.