Всеблагое электричество
Шрифт:
— Идеально! — выдохнул я, отрываясь от бокала.
Танцовщица рассмеялась.
— Вчера ты очень подробно рассказал, как его следует готовить, — сообщила она и многозначительно добавила: — Прежде чем лишиться сознания.
Я откинулся на подушку и отрешенно уставился в потолок.
— Наверное, что-то съел.
— Или выпил, — поправила меня Черная Лилия, поднялась с кровати и вернулась к столу. — Или покурил? О нет! Судя по твоим венам, вколол.
Мое вчерашнее состояние и в самом деле походило на наркотическое опьянение, а поскольку вены
— Еще лимонада? — предложила танцовщица.
— Не откажусь, — согласился я и прислушался к шороху под кроватью. — Скажи, удав…
— Нет! — рассмеялась Черная Лилия, протягивая бокал. — Не беспокойся. Я не держу его дома.
— Отлично, — усмехнулся я. — Не хотелось бы ощутить его удушающие объятия.
— Не удушающие, — поправила меня танцовщица. — Удавы не душат жертву, они обвивают ее, сдавливают и останавливают кровоток.
— Буду знать, — сказал я и откинулся на подушку. Слова об удушении вызвали некий подсознательный отклик, словно в памяти вдруг сложился очередной кусочек мозаики.
Вчера я кого-то душил. Это точно.
Бородатого швейцара? Нет, кого-то еще. Но кого?
Фотограф стоял ко мне спиной.
— Живее, черти! — выругался он. — За что я вам деньги плачу? Мне нужен снимок!
Я подступил к нему и зажал шею в сгибе локтя. Не знаю, почему, но захотелось поступить именно так.
— Тише! — шепнул я на ухо коротышке, заставляя его подняться на цыпочки, и повторил: — Тише, не дергайся.
Фотограф захрипел. Я слегка ослабил хватку, позволяя ему глотнуть воздуха, и свободной рукой зашарил по пиджаку. В нагрудном кармане наткнулся на замусоленную визитную карточку внештатного сотрудника местной газеты «Утренние новости» на имя Марека Фаре.
— Это ты? — поднес я ее к лицу фотографа.
— Да, — просипел газетчик. — Что вы делаете? Отпустите…
И тут меня заметил громила, который держал поводья.
— Эй, ты! — рыкнул он. — Проваливай!
— Отпусти, а то хуже будет! — потребовал фотограф, обеими руками цепляясь за мое предплечье.
Но я распознал бившийся в нем страх и вновь приподнял локоть, заставляя жертву встать на облезлые носки туфель. А когда второй бандит оставил в покое дверцу экипажа и угрожающе двинулся в мою сторону, предупредил газетчика:
— Марек, будь паинькой, попроси своих друзей пойти погулять.
— А то что? — просипел газетчик, сохраняя присутствие духа. — Тебе наваляют по первое число!
— Сначала сверну тебе шею.
— Чушь!
Но я уже ухватился за потаенный страх и принялся разматывать его, размеренно и без всякой спешки шепча на ухо фотографу:
— Марек, ты же знаешь, как выглядят задушенные! Сам не раз снимал их, так? Неприглядное зрелище, скажу тебе. Еще и обмочишься. Будешь лежать в вонючей луже, а полицейские пропустят какого-нибудь прощелыгу сделать снимок для криминальной хроники. Мертвый, обмочившийся
Мне почти не пришлось задействовать талант сиятельного, столь сильна оказалась фобия фотографа.
— Стой! — приказал он бандиту. — Стой, не подходи! — И обратился уже ко мне: — Не лезь в это дело! Я никому не причиню вреда! Просто сделаю один чертов снимок, и все!
— Чей снимок?
Марек замялся. Но мой талант сиятельного вскрыл его, будто консервный нож — жестяную банку.
— Чей снимок ты хочешь сделать? — повторил я, вновь приподнял локоть, и газетчик сломался.
— Черной Лилии! — сознался он и попытался оправдаться: — Люди должны знать жрицу Кали в лицо! Это важно!
— Серьезно?
— Дам тридцать франков, только уйди!
— Нет.
— И еще пятьдесят — завтра! Мне хорошо заплатят за снимок!
Я остался непреклонен.
— Скажи им, пусть проваливают!
На глаза фотографа от злости и разочарования навернулись слезы, но сопротивляться моей воле он уже не мог и хрипло выхаркнул:
— Уходите!
Громилы переглянулись.
— Деньги мы не вернем, — предупредил парень с навахой.
— Уходите! — сорвался газетчик на крик.
Мордовороты пожали плечами и растворились в темноте переулка, а я слегка придушил фотографа, опустил его на землю и забрался на козлы к обмершему от страха вознице.
— Гони!
Дальше воспоминания вновь затягивал туман забытья, но остальное было понятно и так: преисполненная благодарности танцовщица приютила спасителя на ночь.
Я допил лимонад и убрал пустой стакан на тумбочку, взял с нее хронометр и просунул ладонь в золотой браслет. Черная Лилия подошла к платяному шкафу и распахнула его, демонстрируя мою одежду, аккуратно развешенную на плечиках.
— Я поручила прислуге вычистить костюм, — сообщила она. — Надеюсь, вы не против?
Упоминание прислуги резануло слух, разрушая уже сложившуюся в голове картинку, но я воздержался от расспросов и молча уставился в потолок.
— Одевайтесь! — призвала меня девушка покинуть постель. — Сейчас будем завтракать.
— Хм… — только и промычал я в ответ.
— Бросьте! — рассмеялась танцовщица. — Вид ваших татуировок меня не смутит. Кто, думаете, укладывал вас вчера в постель? Вы были не в состоянии позаботиться о себе.
Упираться дальше было бы чистым ребячеством, потому я решительно откинул простыню и ворчливо заметил:
— Почему же вы не поручили прислуге и это?
— О! Мне вовсе не хотелось, чтобы среди слуг ходили слухи о гостящем у меня уголовнике!
Я только фыркнул и разубеждать собеседницу в каторжанском происхождении наколок не стал. Вместо этого спокойно подошел к шкафу, достал из него брюки и принялся одеваться.
Черная Лилия улыбнулась и сообщила:
— Я долгое время жила в Индии, там очень распространены татуировки. Видела даже цветные.