Всегда говори «всегда» – 2
Шрифт:
– Здравствуйте! – Высокий мужик улыбнулся и кивнул Ольге.
– Добрый день, – она растерялась – сослуживцы Сергея никогда не приходили к ним в дом.
Барышев обнял ее за плечи.
– Вернулась. Отлично. Игорь, может, задержишься? Выпьем кофе втроем или чего-нибудь посущественнее. – Он подмигнул ему, как старому другу, не как сослуживцу.
– Не могу. К сожалению. К очень большому сожалению!
Беспокойство, кольнувшее ее в гараже, снова вернулось.
Какой-то он… больно уж неестественный, этот Игорь. Навесил глянец на взгляд,
Кольцо вон на мизинце блестит бриллиантом. Зачем? Не нравились Ольге мужики с кольцом на мизинце, особенно с бриллиантами, ей казалось, что есть в этом дешевое пижонство, показуха какая-то.
С лестницы вихрем слетели дети, обступили ее со всех сторон, дернули за подол, потянули в разные стороны.
– Мама! – Миша потряс ее за руку.
– Мамочка! – Маша, прижавшись к Ольге, попыталась отобрать у Мишки ее руку.
Игорь наклонился к Маше, погладил по голове.
– Какая взрослая девица! Привет.
– Здравствуйте, – важно поздоровалась Маша.
– И вам привет, молодой человек! – Игорь протянул Мишке ладонь для рукопожатия.
– Здорово! – Миша изо всей силы ударил ладошкой по этой холеной руке, отблескивающей бриллиантом.
– Миша! – Ольга перехватила руку сына.
– Все в порядке. Нормальное мужское приветствие, – сказал Игорь.
Ольге вдруг стало стыдно.
Ну и дурочка она со своей мнительностью! Притащила ее из своей прошлой жизни. Как старый хлам. Ну и что, что кольцо с бриллиантом да на мизинце, вон с детьми-то быстро общий язык нашел!
Она вспомнила – Игорь первый зам Барышева. Да, самый первый.
– Ну, я поехал, Сергей.
– Давай! – Барышев ударил его по плечу – опять как старого друга – и проводил до двери.
Дети умчались, Сергей закрыл дверь, подошел и поцеловал Ольгу в щеку.
– Сереж, а этот Игорь, он твой самый первый зам, да?
– И зам самый первый, и друг. Игорь Песков – помнишь, я тебе говорил? А что?
Она не давала ему целоваться, а когда еще он вот так, среди белого дня окажется дома и никто – ни дети, ни няня – не будут им мешать?
– Сереж, а он… давно твой зам?
– Да какая разница, Оль?
– Сереж, подожди… А кольцо на мизинце у него зачем?
Он рассмеялся. Марафон поцелуев закончился, не начавшись.
– Ну что ты как маленькая, Оль! Далось тебе это кольцо…
На всякий случай он сделал еще одну попытку подступиться к ее губам, но она увернулась.
– А сколько ему лет?
– Оль… Нормальный у него возраст. Солидный. Какие еще вопросы?
– Никаких. – Она отвела глаза и сделала вид, будто что-то ищет в сумке.
Опять ее стало донимать беспокойство, словно комар, жужжащий над ухом, – старый хлам из прошлой жизни…
Барышев ткнулся носом куда-то ей за ухо, прошептал:
– Нина Евгеньевна приготовила что-то очень вкусное. Во всяком случае, пахнет в кухне заманчиво.
Вечером,
– Работаешь? – От утренней ее мрачности и следа не осталось.
– Да бардак этот никак не разгребу, – Надя кивнула на заваленный бумагами стол.
Дарья присела на край стола, подняла ногу и начала рассматривать узкий носок своей безупречной туфли на шпильке.
– А Димка уже часа два как смылся.
– Ну и что? – Надя собрала папки в стопку и пристроила их на гору бумаг. Папки немедленно съехали, прихватив с собой и бумаги.
– Тьфу ты, господи, – вздохнула Надежда и, присев, стала собирать с пола эту чертову документацию, от которой ну никакого спасу нет! Везде они – справки, акты сдачи-приемки работ, счета-фактуры, платежки… И с каждым днем их все больше и больше.
– Ты хоть знаешь, где он? – Дарья уставилась на Надю подведенными миндалевидными глазами.
– Где, где? Дома.
Надя огляделась и положила папки на подоконник. Отсюда они до утра точно не свалятся, а завтра…
– Вполне возможно… а может, и…
В данный момент Дарья ее раздражала.
Чего выгибается тут, как кошка, ноги свои разглядывает и глазами томно поводит? Ну, пожалела ее Надя утром, и что? Что за намеки тут теперь на «толстые обстоятельства», как говорил когда-то комендант фабричного общежития.
– Что может-то? – Надя уперла руки в боки, давая понять, что намеков она не понимает.
– Да ничего. Ладно, пока! Мне еще со слоганом тут посидеть надо.
Дарья соскользнула со стола и ушла с грацией дикой тигрицы.
Надежда взяла телефон, набрала Диму. Никто не ответил.
Заснул, наверное, бедненький, с нежностью подумала Надя, вспомнив, каким замотанным к концу дня выглядел Грозовский – встал рано, торчал в пробках, воевал с рабочими, которые тянули с ремонтом, носился на переговоры с заказчиками…
Она сунула телефон в сумку, выключила свет в кабинете и вышла, отчетливо представляя, как Димка спит на диване в одежде, не реагируя на разрывающийся от звонков мобильник…
Телефон трезвонил где-то в недрах кармана Надькиным вальсом, но взять его Дима не мог – руки были заняты пакетами. Он едва ли не зубами открыл дверь, ввалился в квартиру, бросил пакеты на пол и перевел дух.
Утомительное это дело – романтический ужин.
Грозовский включил свет и не удержался – на секунду зажмурился. Его квартира в стиле хай-тек превратилась в расписную кибитку. Со стены смотрели котята с бантами на шее, обрамленные золотой рамкой, на полке два фарфоровых ангелочка играли на флейтах и строем стояли слоники мал мала меньше, в углу жался огромный подсвечник «под золото», над головой от малейшего движения звенели китайские колокольчики, а возле зеркала восседал огромный пузатый Хотей. Как объяснила Надя, надо было потереть пузо этому толстому бронзовому дядьке и… то ли денег прибавится, то ли желание сбудется.