Всегда говори «Всегда» – 4
Шрифт:
Через две недели изнурительных процедур – бесконечных массажей, растяжек, шиацу и рефлексотерапии – он стал догадываться, почему на него все так смотрят.
Боль ушла, но двигаться он так и не смог. Отец сказал – тебе еще жить да жить, – но не уточнил как.
В инвалидной коляске?
Тогда…
Лучше было бы умереть.
Там, на стройплощадке – сразу, чтобы не видеть почерневшее лицо Ольги, ее вымученную улыбку и потерявший надежду взгляд.
Осознание того, что он навсегда
Спросить напрямую Ольгу о своих перспективах он не решался, ее лицо и так красноречиво обо всем говорило…
Его не радовало ни Адриатическое море, которое шумело за окнами палаты, ни лучшие врачи, боровшиеся неизвестно за что новомодными процедурами и методиками. И даже присутствие Ольги возле кровати грозило стать мукой.
Тебе еще жить да жить…
А жене твоей страдать и страдать…
Ему стал сниться один и тот же сон.
Они с Ольгой идут по берегу, обнявшись. Вдруг налетает волна и смывает Ольгу. Он хочет броситься в море, но чувствует, что шагу ступить не может. Он парализован – совсем, навсегда! И пока бьется сердце, будет стоять и бессильно смотреть, как она на волне – счастливая и улыбающаяся – уходит от него на свободу, в море.
Сон с каждым разом обрастал подробностями, и последней – невыносимой – стала волна с безупречно красивым лицом Егора Погодина.
Наверное, он закричал во сне, потому что, когда открыл глаза, увидел склонившееся над ним испуганное лицо Ольги.
– Сережа, что?!
Он не мог ни обнять ее, ни прижать к себе…
Страшный сон перерос в страшную явь, а он не мог позволить себе отчаяния, чтобы не усугублять страданий жены.
– У меня давно не было лишней минуты, чтобы просто смотреть на тебя…
Холодная испарина на лбу могла выдать его состояние, поэтому Сергей стал говорить быстро-быстро, чтобы Ольга отнесла эту испарину и задрожавший голос к волнению от того, что он хотел сказать:
– Все время куда-то бежал, что-то срочное делал… И тебе навязал такую жизнь… Вот и допрыгался. Предупреждение мне.
– Глупости! Несчастье может случиться с каждым! – Ольга положила руки ему на лоб, прохладой ладони снимая жар, пульсирующий в висках.
– Может – с каждым, а случается – с избранными. Что-то я не так делал! – Он все же сорвался на отчаянный крик, не удержался…
– Тогда уж я! – со слезами в голосе воскликнула Ольга.
– Ты-то при чем здесь? Что ты, Оленька? – Она отняла спасительную ладонь, а он не мог ни обнять ее, ни прижать, ни просто взять за руку. – Ты – это как раз самое лучшее, самое надежное, что у меня есть!
Ольга встала и отошла к окну, за которым с каждой секундой все увереннее разгорался средиземноморский рассвет.
– Ну, и что там сегодня видно?!
Он вспомнил свой сон – он
– Море… – тихо ответила Ольга.
Я должен ее отпустить, подумал Сергей.
Я не имею права портить ей жизнь.
Доктор Милан с говорящей фамилией Здравкович хорошо говорил по-русски, поэтому Барышев, собравшись с духом, решил воспользоваться моментом, пока в палате нет Ольги, и задать главный мучающий его вопрос.
– Ну, что, пульс есть? – начал он издалека после того, как Милан простучал его молоточкам Тейлора и поколол острой рукояткой, как иголкой, безуспешно пытаясь вызвать чувствительность.
– Пациент шутит, значит, он скорее жив, чем мертв! – улыбнулся молодой черноволосый доктор.
– Это смотря что называть жизнью, доктор… В школе проходили: жизнь – это способ существования белковых тел. Вот я и существую…
Сергей старался вложить в свои слова иронию, но – не получилось. Вышло, что жалуется, сочувствия ищет.
– Ну-ка, ну-ка, любопытно, что вы тут еще надумали, господин русский философ! – заинтересовался Милан Здравкович.
Спрятав молоточек в карман, он показал, что готов к диспуту о жизни и смерти.
– Да вот надумал спросить вас, доктор… Вы сами-то верите, что вот это, – Сергей кивнул на свое тело, как на нечто, отдельное от себя, – когда-нибудь встанет. Или оно так и будет бревном лежать?
– Прогнозы, дорогой мой, вещь неблагодарная. Вот сегодня синоптики обещали дождь, а на улице – посмотрите, какая красота!
– Не могу посмотреть, извините. Придется поверить вам на слово, – зло сказал Барышев.
Эта неприкрытая злоба смутила врача – он стушевался, отвел глаза и произнес тихо, без наигранного оптимизма:
– Вижу, обманывать вас бесполезно…
– Бесполезно, – отрезал Барышев.
– И все же повторюсь… – Милан достал молоточек Тейлора, поиграл им и опять сунул в карман – слишком нервно, чтобы верить его словам. – В таких тяжелых случаях, как ваш, долгосрочные прогнозы делать трудно. Поэтому давайте не гадать на кофейной гуще, а лечиться!
– Я хочу знать – у меня есть шанс?! – проревел Барышев.
Единственное, что у него осталось, это голос – мощный, раскатистый бас.
Врач посмотрел наконец-то ему прямо в глаза и твердо сказал:
– У живых всегда есть шанс. Необратима только смерть.
Сколько ни пыталась Ольга осмыслить случившееся, вывод получался один – едва она в мыслях допустила возможность измены, Бог ее наказал.
Жестоко и метко. Ударив по самому дорогому – здоровью любимого человека.
И сколько она ни размышляла об этом, выходило – вина на ней.
Вернее – грех.
Вина была у Сергея полтора года назад, ведь мужская и женская измена – разные вещи, и теперь она это поняла, как никогда…