Всегда, когда любишь

Басби Ширли

Уже целую неделю люди Давалоса искали своего командира и не поверили ни единому слову Джереми, который клялся в своей невиновности. Достаточно было того, что он нелегально проник на территорию Испанского Техаса и ехал на лошади Давалоса с украшенным серебром трофейным седлом лейтенанта. Более веские улики просто трудно было себе представить. Чувствуя, как все туже и туже затягивается на его шее петля, Джереми делал отчаянные попытки объяснить, каким образом к нему попала лошадь Давалоса. Солдаты с мрачным видом выслушали его, однако сомнения их не развеялись.

Не помогло даже рвение,

с которым Джереми помогал испанцам в поисках тела Давалоса. Напротив, это еще больше утвердило их во мнении, что именно Джереми убил лейтенанта. Похоронив своего командира, испанцы вместе с захваченным пленником отправились в Сан-Антонио. Пусть тамошнее начальство решит, что делать с этим гринго .

В Сан-Антонио Джереми бросили в тюрьму, где его постоянно одолевал страх, что наступающий день может оказаться для него последним. Несколько месяцев томился он в тесной камере, пока испанское начальство дожидалось решения из Мехико, что делать с Джереми. И когда это решение наконец пришло, он совсем упал духом: его должны были перевести в Мехико и там судить за убийство Бласа Давалоса.

В Мехико с него сняли обвинение в убийстве лейтенанта, но это нисколько не улучшило его положения, потому что ко всем гринго испанцы относились весьма подозрительно. Трудно описать ужас Джереми, когда он узнал, что приговорен к десяти годам заключения только за то, что находился в стране нелегально и вдобавок украл лошадь и седло Давалоса.

Прошел почти год с того дня, когда он впервые увидел Давалоса, и сейчас, мрачно глядя за зарешеченное окно своей крохотной камеры, в которой ему предстояло провести целых десять лет, он проклинал судьбу, указавшую ему путь к несметным богатствам и заточившую его на долгие годы в тюрьму.

«Ничего, — говорил себе Джереми, — наступит время…» Он решил отмечать камешком на тюремных стенах каждый прожитый в неволе день. Наступит время, когда он навестит Саванну О'Раук. При этой мысли хитрая усмешка скользила по его губам.

Часть I. ДИТЯ ПРОВИДЕНИЯ

Глава 1

Весна 1815 года

— Саванна, брось эту проклятую винтовку! Ты же не станешь в меня стрелять! — сердито произнес хриплый мужской голос, но темные глаза говорившего светились нежностью. Впрочем, все мужчины смотрели на Саванну О'Раук с нежностью, и Боуден Салливэн не был исключением, хотя приходился ей кузеном.

Стройная и высокая, она была хороша, как античная богиня. При встрече с ней взволнованно билось сердце любого мужчины. Обрамлявшие ее прекрасное лицо пышные золотистые волосы в лучах заходящего солнца Луизианы казались огненным ореолом. Под простым коричневым платьем из грубой домашней материи соблазнительно вырисовывались стянутые корсетом полные груди, тонкая талия и округлые бедра. Своими маленькими босыми ножками она, легко балансируя, стояла на стволе поваленного дерева в обрамлении серовато-зеленого мха, который прядями свисал с росшего у нее за спиной кипариса.

Вряд ли нашелся бы мужчина, не проявивший интереса к Саванне, но этим утром внимание Боудена привлекла не только сама Саванна, но еще и винтовка в

ее изящных руках.

Поскольку в ответ на его просьбу бросить винтовку Саванна даже не шевельнулась, Боуден со смиренным видом протянул к ней руки и как мог ласково при своем грубом голосе произнес:

— Клянусь, я не настроен шутить.

— То же самое ты говорил и в прошлый раз! — отрезала Саванна, крепко сжимая винтовку. Ее нисколько не испугало появление очаровательного обманщика ростом в два метра, крепкого телосложения, и она повторила свою угрозу: — Боуден, разве я не говорила, что, как только увижу тебя здесь, сразу же пристрелю?!

На обольстительных губах Боудена появилась улыбка.

— Что бы ты ни говорила, дорогая моя, у тебя просто не поднялась бы рука на своего единственного кузена!

Саванне стоило немалых усилий устоять перед его дьявольской улыбкой и завораживающим голосом. Девушка прищурила свои аквамариновые глаза и решила, что ни в коем случае не даст Салливэну себя провести.

— Проваливай! Отправляйся в Новый Орлеан, в свой игорный дом, к своим красоткам! Здесь тебе делать нечего!

— Но здесь ты, — проговорил он с отчаянием, окинув взглядом унылые окрестности.

Высокий, широкоплечий, в бриджах из оленьей кожи и темно-синем вышитом жилете, Боуден стоял на маленькой пристани, позади несла свои мутные воды Миссисипи, а впереди простирались мрачные загадочные болота, и единственное, что указывало на присутствие человека в этих местах, были полуразвалившиеся постройки справа. Тощие куры деловито рылись в земле возле покосившегося крыльца одного из домов; на другом, таком же ветхом, красовалась вывеска «Таверна О'Раук». Салливэн знал, что за домами есть еще куры, несколько поросят и коровенка, такая же тощая, как и куры. Боуден презрительно скривил губы.

Жаль, что проклятым британцам так и не удалось проникнуть в эту северную часть Нового Орлеана до того, как их отбросили американцы. В противном случае перед ним сейчас лежало бы пепелище и у Саванны не было бы причин оставаться здесь. С другой стороны, Боуден не мог не признать, что, проникни тогда британцы в глубь этой территории, американцы не одержали бы победу в битве под Новым Орлеаном и конец войны 1812 года не оказался бы для Соединенных Штатов столь блестящим. К счастью, этого не случилось, в январе 1815 года американцы одержали победу в Новоорлеанском сражении, и Боуден возблагодарил Всевышнего. Грустная улыбка тронула его губы. Однако счастье его не было полным, поскольку Саванна никак не соглашалась покинуть эту Богом забытую дыру, где она влачила жалкое существование. Упрямство ее поистине не знало границ.

— Я слышал, у тебя неприятности, — тихо проговорил он, в замешательстве пригладив свои черные непослушные волосы. — Мне сказал об этом один игрок, недавно побывавший здесь. Как явствует из его слов, к тебе приходил бывший дружок Хары, Майкейя Ятс, и едва не разнес к чертям всю таверну.

— Господи! А ты-то здесь при чем? — снова вспылила она. Неужели Боуден думает, что она не в состоянии постоять за себя? Да как он смеет?! В то же время его забота о ней до глубины души тронула девушку, В ней постоянно боролись два чувства: желание свернуть ему шею и обожание.