Всегда начеку
Шрифт:
В замочную скважину был виден край ширмы и кресло. Девушка шмыгнула за ширму, и через минуту в кресло, шурша, упало платье. Успокоенный портье вернулся к своей конторке. Ничего подозрительного в таком визите не было. Он бы изменил свое мнение, если бы увидел, как Омаров передал девушке за ширму... ножницы, а спустя несколько минут принял от нее несколько объемистых пачек с деньгами. Откуда было знать портье, что девушка, открыто появлявшаяся в гостинице на глазах у шпиков, посланница легендарного Камо, азербайджанская подпольщица Асмик Папьян, которая нелегально
Инженер Омаров беспечно кутил в Тифлисе... Вагоны с винтовками и гранатами медленно двигались к границе. Оставалось самое трудное: вывезти вагоны из Грузии вовсе не в направлении Горской республики...
Утром у порога гостиницы к Султанову подошел незнакомый человек, держа в руке незажженную папиросу.
— У вас нет случайно спичек?
Наклонившись к огню, быстро проговорил:
— Вагоны задержаны в пограничном городе Душети, — и пошел по улице, не оглядываясь.
Действовать нужно было немедленно, пока не разобрались, куда же все-таки следовали вагоны. Но как?
Омаров ворвался в кабинет начальника контрразведки Гедиа, пылая праведным гневом.
— Безобразие! Вы ответите за это! Пользуетесь тем, что господина министра нет сейчас в Тифлисе! Вагоны отправлены по его личному распоряжению!
Гедиа пытался что-то возразить, но Омаров так бушевал и так напирал на свою дружбу с господином министром внутренних дел, с одной стороны, и на свою высокую дипломатическую миссию, с другой, что Гедиа решил не связываться: стоит ли из-за трех вагонов ссориться с таким человеком... Он поднял телефонную трубку и приказал немедленно снять с вагонов арест.
— Мне сообщат о результатах, — успокоил он Омарова, — подождите здесь, если угодно...
Час показался вечностью. Наконец телефон зазвонил.
— Ваши вагоны пересекли нашу границу, — любезно сообщил Гедиа.
Омаров встал. Церемонно откланялся. Через час он бесследно исчез из Тифлиса.
Азербайджанские коммунисты готовились к свержению ненавистного мусаватистского режима. Создавались рабочие дружины. Теперь они были хорошо вооружены — три вагона закупленного «инженером Омаровым» оружия дошли по назначению.
В феврале 1920 года в подполье состоялся первый съезд коммунистических организаций. Из многочисленных раздробленных групп была создана единая Коммунистическая партия Азербайджана. Гамид Султанов был избран в состав ее Центрального Комитета, а также в состав временного военно-революционного комитета.
Мусаватистский режим доживал последние дни. Было решено попытаться избежать кровопролития и предъявить парламенту ультиматум о добровольной сдаче власти. Для ведения переговоров выделили группу во главе с Гамидом Султановым. Это было 27 апреля 1920 года.
И вот они сидят друг против друга:
— Господа! Господа! — заламывает руки возглавляющий парламентскую группу министр Хасмамедов. — Это безумие! Вы хотите отдать наш Азербайджан русским! Подумайте о престиже нации!
И осекается, наткнувшись на взгляд Султанова.
— О каком престиже нации вы говорите? Вы, отдавшие родину на поругание иностранным интервентам! На вашей совести кровь невинных людей! Беззаконие. Взяточничество. Коррупция. Спровоцированная вами армяно-мусульманская резня. Народная нищета. Вот что вы принесли Азербайджану... Хватит, господа! Мы даем вам на обсуждение нашего ультиматума двенадцать часов...
За плотно занавешенными окнами уже много часов подряд мусаватистский парламент обсуждал ультиматум большевиков.
А по всем прилегающим улицам под покровом спустившейся на город теплой ночи стягивались к зданию парламента вооруженные отряды рабочих.
В штаб поступали донесения:
— Восставшие захватили почту, телеграф...
— Вокзал...
— Радиостанцию...
— Военные корабли вышли на рейд и направили свои орудия на здание парламента...
— Солдаты переходят на сторону восставших...
Султанов, окруженный вооруженными рабочими, стоял против массивных резных дверей парламента. Время, данное на обсуждение ультиматума, истекало, а ответа мусаватисты пока не давали.
— Ну что ж, — сказал Султанов, поправляя на боку тяжелый маузер, — придется их поторопить.
И шагнул к дверям.
В начале дебатов парламентарии, созванные на экстренное заседание, еще соблюдали какой-то порядок. Просили слова, выступали, соблюдая очередь. Но по мере того как за окнами постепенно опускался вечер, усиливалась паника. Вскакивали, перебивали друг друга, то и дело нервно взвизгивал колокольчик в руках председательствующего. Одно за другим поступали сообщения о победах восставших, и с каждым сообщением все меньше становилось тех, кто призывал к вооруженному сопротивлению.
Наконец, уже поздно вечером, на стол перед председательствующим легла телеграмма.
Он прочитал ее, тяжело поднялся. Одна щека у него дергалась. В зале повисла гробовая тишина. Все поняли: произошло что-то очень важное.
— Господа, Красная Армия наступает на Ялому. Через несколько часов они будут здесь... Это конец, господа...
В напряженной тишине особенно гулко зазвучали шаги. Кто-то шел, твердо и уверенно ступая, к столу президиума. Многие знали Гамида Султанова, и то, что один из руководителей большевиков посмел вот так, один, войти в зал, где заседала буржуазная элита Азербайджана, яснее всякой телеграммы показало: это конец.