Всегда солдат
Шрифт:
– Тебе, Нечепуренко, еще многое непостижимо, - добродушно усмехнулся майор.
– А тебя, Сабуров, велено срочно представить новому командующему генерал-майору Острякову. Он у нас в штабе, видел твой бой и приказал привезти к себе. Садись в машину…
Я доложил генералу о результатах разведки. Он внимательно выслушал, снял телефонную трубку и приказал немедленно поднять в воздух «Петляковых». [13]
– Ну, а теперь, младший лейтенант, рассказывайте, что случилось с вашей тройкой на обратном пути. Я поведал все, как было, ничего
– Да-а, - задумчиво произнес генерал, - очень жаль Пьянова, очень. Отличный был летчик, смелый и дерзкий. Боя он должен был избежать, это верно. Но почему не приказал вам перестроиться, не понимаю. Ваше мнение, Сабуров?
– Мне кажется, товарищ генерал, Пьянова ранило во время разведки. Я видел, как его самолет рыскнул в сторону, но тогда не придал этому значения. И еще. Когда при встрече с «мессерами» я догнал и предупредил ведущего, он как-то странно кивнул в ответ. Если бы не серьезное ранение, Пьянов не допустил бы такого промаха. Видимо, силы оставляли его и он думал лишь о том, как дотянуть до аэродрома.
– Возможно, - согласился генерал и приказал Никонову соединить его с Бой-Бузаком.
К телефону подошел политрук эскадрильи Пятницкий. Он доложил командующему, что с аэродрома видели воздушный бой, но помочь товарищам не могли, так как все самолеты находились на задании.
Утром двадцать восьмого октября за мной прилетел на У-2 Сысоев. От него я узнал, что Пьянов сгорел вместе с самолетом, а останки Петра Кузнецова похоронили во Фрайдорфе.
Рейд на Сарабуз
Я оказался без самолета. Денисов подумал и предложил такой вариант.
В эскадрилье находился старенький И-16 пятого типа с двумя плоскостными пулеметами. В мирное время на нем после отпуска тренировались летчики, а сейчас самолет стоял на приколе, так как не имел ни бронеспинки, ни прицела.
– Найти недостающие части можно либо на Качинском аэродроме, - сказал Денисов, - либо в Бельбеке в авиамастерских. Бери У-2 и отправляйся на поиски.
Вместе со мной вылетел старший политрук Пятницкий. До Качи дошли на бреющем полете. На аэродроме [14] царил хаос. Поле было так изрыто бомбами, что садиться пришлось между ангарами.
Вдвоем с политруком мы обошли аэродром, но не встретили ни души. Авиаучилище эвакуировалось и вывезло все, что могло пригодиться на новом месте. Кроме железного мусора, мы ничего не обнаружили.
– Основательно потрудились качинцы, - одобрительно заметил Пятницкий, - хозяйственный народ!
В Бельбеке мы тоже не нашли ничего подходящего. Зато застали несколько человек из технического персонала. Они упаковывали остатки оборудования. Это удивило меня. Авиаучилищу, конечно, нечего делать вблизи фронта, но почему перебазируются авиамастерские! Я попытался узнать, в чем дело? Кто-то, должно быть старший в группе, угрюмо ответил:
– Говорят, немцы прорвали фронт, вот и сматываем удочки,
– Что делать, товарищ политрук?
– обратился я к Пятницкому.
– Доставить вас в Севастополь или возвращаться?
– Давай в Бой-Бузак, коли такая обстановка.
Я повел самолет вдоль Симферопольского шоссе. День клонился к вечеру. Огромный багровый шар солнца низко висел над пустынным морем, и от него к берегу тянулась яркая полоса. Вначале и на шоссе было пусто, но вскоре стали попадаться отдельные автомашины, причем число их росло с каждой минутой. Сперва они двигались небольшими группами, группы постепенно увеличивались и, наконец, превращались в колонны. Колонны следовали одна за другой, выдерживая определенные интервалы.
В одном из таких интервалов я заметил мчавшуюся на полном газу полуторку. Машина неожиданно резко остановилась, и из кабины выскочил человек в форме морского летчика. Сдернув с головы фуражку, он стал размахивать ею. Я догадался - человек хочет, чтобы на него обратили внимание, снизился и пошел на посадку. Летчик перепрыгнул через кювет и побежал в поле, указывая, где можно приземлиться.
Едва я подрулил, как незнакомец вскочил на плоскость и крикнул:
– Заворачивай назад, впереди немцы! [15]
Я выключил мотор, обернулся и узнал Петра Никонорова.
– Здорово, Петр! Какими судьбами?
– Серафим!
– удивился Петр.
– Вот так встреча! А я гляжу - «кукурузник». Чешет прямо к фронту. Решил на всякий случай предупредить. Ты что, разве не знаешь? Немцы прорвали фронт.
– Когда?
– Утром. Севернее Воронцовки и под Ишунью. Наша эскадрилья перебазировалась под Севастополь, да и ваши, наверное, смотались из Бой-Бузака. А ты, кстати, почему на У-2?
Я в двух словах рассказал о случившемся.
– Понятно, в пешие попал. И я с неделю на земле отсиживался, когда моего «ишачка» фрицы долбанули. Потом все же получил другого.
– А почему на грузовике?
– Автоколонну с аэродромным оборудованием сопровождаю. Заворачивай и ты, пока не поздно. Назначение - Севастополь, адресом не ошибешься, ручаюсь.
Я вопросительно посмотрел на Пятницкого.
– Нет!
– решительно произнес старший политрук.
– А вдруг эскадрилья на месте? Не вернемся, что люди подумают?
– Ну, бывай тогда, Серафим! Над селами остерегайся лететь.
Петр пожал мне руку, спрыгнул на землю и побежал к ожидавшей его машине.
Помня предостережение Никонорова, я вел самолет на бреющем полете, обходя стороной населенные пункты. Нужно было засветло добраться до Бой-Бузака, и я выжимал из мотора все, что он способен был дать.
Но вот и силуэты силосных башен Фрайдорфа, а чуть в стороне Бой-Бузак и знакомый аэродром перед виноградной плантацией… На посадку пошел с ходу, не делая круга. Самолет уже находился почти в трехточечном положении, когда впереди показались гитлеровские солдаты.