Всегда твой
Шрифт:
Я бы запомнил ее, если бы знал.
— Кто ты? — повторяю я.
Вместо ответа она опускает руку и встает, бросая вопрос мне в ответ, как будто это не она вторглась на территорию моих родителей.
— А кто ты? — спрашивает она, и я улавливаю намек на акцент.
В ту же секунду она встает и впервые внимательно смотрит на меня.
Но в следующий момент она убирает руку, и я впервые хорошо ее разглядываю.
Ее глубокие зеленые глаза расположены над острым носиком-пуговкой, они впиваются в меня в тот же момент, когда дыхание замирает между ее искусанными
Она прекрасная незваная гостья и смотрит на меня с тем же застывшим выражением, что и я, хотя я стараюсь не показывать своего выражения лица.
Контролировать свою мимику, чтобы оставаться безучастным, — это навык, который я оттачивал последние пару лет, чтобы иметь способность маскироваться, когда этого требует ситуация.
Пока мы смотрим друг на друга, воцаряется тишина, но она не вызывает дискомфорта. Она спокойная, как будто вы находитесь в компании старого друга.
Мой взгляд падает на ее пальцы, беспокойно играющие со стеблями цветов в ее руках — единственный внешний признак того, что наша встреча ее как-то взволновала.
— Что ты делаешь с этими цветами?
Ее глаза опускаются на них, и на ее лице расцветает улыбка, когда она снова поднимает на меня взгляд.
Ее улыбка, направленная на меня, действует как удар в солнечное сплетение, и мне хочется улыбнуться в ответ.
— Это для Астора. — Она протягивает их мне, чтобы я мог их понюхать. — Разве они не красивые?
Это второй удар в самое нутро, когда я понимаю, что она здесь ради него.
Конечно, она здесь ради него.
Удивительно, что я вижу ее впервые, особенно если учесть, что вечеринка по случаю дня рождения началась несколько часов назад. Не знаю, как она или ее прическа остались незамеченными мной даже среди нескольких десятков других детей, присутствующих на празднике.
Среди них очень мало моих друзей. Большинство из них — дети соратников или врагов моего отца. Дети, которых стратегически выбирают, чтобы облагодетельствовать или держать под присмотром для укрепления союзов в империи моей семьи.
Она, похоже, здесь ради Астора.
Я убираю цветы, не понюхав их, и скрещиваю руки на груди.
— И это все, что ты ему подаришь? Цветы, вырванные из его собственного сада?
— Ну, нет, — она хмурится, беспокойство закрадывается в ее черты. — Мои родители купили ему подарок на день рождения, но это… — она качает головой и оглядывается на меня, ее глаза блестят в сумрачном свете. — Это от меня.
На этот раз ее акцент звучит более отчетливо. Он не слишком сильный, но придает ее голосу мелодичный оттенок, который гипнотизирует.
Француженка.
Она так не выглядит.
Я бью ногой по камню и смотрю на нее.
— Что же ты мне подаришь?
Она изучает меня, выражение ее лица любопытно.
— Ничего, это не твой день рождения.
Я делаю шаг к ней.
— Мой.
Она замирает на мгновение, прежде чем понимание загорается в ее глазах, и широкая улыбка растягивает ее губы, когда
— Ты брат Астора! — восклицает она, взволнованно прижимая цветы к груди.
Я делаю еще один шаг.
— Я Феникс, — поправляю я.
Неожиданно она сама сокращает расстояние между нами, закидывая руки мне на шею и обнимая меня, и звук ее счастливого смеха ударяет мне в ухо.
— Я так ждала встречи с тобой, — восклицает она, отпуская меня и отступая назад, — Астор говорил о тебе все лето. — Она внимательно смотрит на меня, прежде чем добавить: — Вы не выглядите как близнецы.
Я внутренне напрягаюсь от ее слов. Она права, мы не похожи, и мне говорили то же самое снова и снова, сколько я себя помню.
Мы — полная противоположность друг другу. Там, где он блондин и голубоглазый, у меня черные волосы и соответствующие бездонные глаза.
Он и его аккуратные ямочки могут очаровать кого угодно, как детей, так и взрослых, в то время как я тихий и сдержанный, предпочитающий растворяться на заднем плане, чтобы наблюдать за всеми с расстояния.
В остальном наши лица имеют схожее строение: прямой нос и полные губы, обусловленные нашим недалеким итальянским происхождением.
Он на три минуты старше, мой лучший друг и, невольно, мой главный соперник.
Он — золотой мальчик, а я — в тени.
Каждый раз, когда кто-то указывает на наши различия, я не могу отделаться от ощущения, что нас обоих разбирают на части, взвешивают друг против друга, а результат один и тот же.
Я всегда оказываюсь тем, кого считают неполноценным.
— И все же мы близнецы. — Я сухо отвечаю. — Кто ты?
— Я Сикстайн, ваша новая соседка. — Она поворачивается и показывает на особняк, расположенный в паре акров от нашего, его большой фасад впечатляет даже с такого расстояния. — Моя мама — француженка, а папа — англичанин. Он хотел вернуться домой, и мы переехали в Хэмпшир в июле. Ты ведь был в Париже, верно?
— Откуда ты знаешь?
— Я все лето брала уроки верховой езды у Астора, так мы и подружились. Он сказал мне, что вы были там в лагере карате? — последнюю часть фразы она произносит как вопрос.
— Дзюдо.
Мои родители всегда стремились к тому, чтобы мы были заняты летом и не мешали им, поэтому они нашли месячные лагеря для нас обоих. Неудивительно, что им удалось найти для Астора такое занятие, которое позволило бы ему остаться дома, а меня отправить на пять недель в другую страну.
В Париже есть потрясающая программа по дзюдо, гораздо лучше, чем в Лондоне, поэтому, когда они сказали мне об этом, все встало на свои места.
Но все равно было обидно.
— Астор говорит, что ты очень хорош. Как ты думаешь, ты сможешь опустить взрослого человека на мат? — спрашивает она, и уголок моих губ приподнимается от того, что это был ее первый вопрос. — У тебя приятная улыбка, — добавляет она несколько рассеянно.
Я хорош.
Со временем я стану великим.
Борьба у меня в крови, а дзюдо в сочетании с другими видами спорта ММА помогло обуздать жестокость, кричащую о выходе внутри меня.