Всегда твой
Шрифт:
С тех пор ни то, ни другое так и не прошло.
Его голос грубый, как наждачная бумага, стирающая мою кожу, когда он говорит.
— Я помню.
Интересно, значил ли этот поцелуй для него что-нибудь или он живет только в моей памяти?
— Скоро начнется снег. — Я продолжаю, желая отвлечься от опасных мыслей. — Завтра я хочу попробовать покататься на санках по Слепому холму, как мы делали раньше.
Слепой холм — это относительно небольшой искусственный склон в нескольких сотнях метров от наших домов. Именно туда в снежные
— Вообще-то, я не уверена, что у нас до сих пор есть мусорные баки. Думаю, есть, но, возможно, мама избавилась от них, когда я уехала в АКК. В любом случае, я хочу покататься на санках завтра. Я все устрою. — Я понимаю, что он уже минуту ничего не говорит. — Извини, я что-то разболталась.
Сочетание алкоголя, нервов и напоминания о нашем совместном прошлом заставляет меня бормотать бессмысленные фразы и все дальше погружаться в воспоминания.
И теперь я извиняюсь перед ним, в то время как это он должен на коленях просить прощения у меня.
Если бы я могла выплеснуть из себя алкоголь, я бы это сделала. Где Уолтер с водой, которую он обещал?
— Ты всегда была угрозой безопасности на санном спорте, — замечает он, потакая моим воспоминаниям. Призрак улыбки приподнимает его губы, а его глаза ласкают мое лицо, как они делали это в последнее время.
Как будто я могу быть для него чем-то ценным.
— Мы не можем все быть профессиональными спортсменами, понятно. — Я говорю, уязвленная. Ладно, может быть, я не очень хорошо целилась и была склонна к тому, чтобы мчаться к линии деревьев со скоростью тридцать километров в час, но меня раздражает то, как легко он отмахнулся от этой идеи. — Я не хочу с тобой разговаривать. Верни Беллами назад, пожалуйста.
Его ответное молчание затягивается на пару секунд, пока мы смотрим друг на друга, находясь в разных странах, но тесно связанные технологией.
— Я хочу поговорить с тобой. — Наконец он говорит мягко. Практически умоляя.
Слова взвешены, и я понимаю, что он имеет в виду не только сейчас, в этот момент.
— Почему?
Я знаю, что давлю на него, но это суровое дерьмо. Он должен дать мне что-то, если хочет, чтобы я осталась с ним на линии. Он облизывает губы, прежде чем ответить, обдумывая, что сказать.
— Я думал о тебе.
Теперь моя очередь затягивать молчание, игнорируя бабочек, порхающих в моем животе.
Он продолжает, когда я ничего не говорю.
— Больше, чем следовало бы. Больше, чем я думал о чем-либо другом.
Это не то, что я ожидала от него услышать, но этого достаточно. Достаточно для реальности наших обстоятельств — я знаю, что даже если мы сейчас в лучших отношениях, я все равно не увижу его до нового
Я знаю, что должна оказывать большее сопротивление, но на самом деле я хочу поговорить с ним.
Я поджимаю губы, и он ворчит в ответ.
— Не делай этого. Не тогда, когда меня нет рядом, чтобы самому впиться зубами в твою губу.
Боже, как бы я хотела, чтобы он был рядом.
— Мог бы быть. Почему ты не приехал домой на каникулы?
— Это не дом. Я туда не возвращаюсь.
— Правда? — думаю, я никогда этого не знала. Я видела его фотографии с Роугом и Рисом на прошлых праздниках, но всегда полагала, что он уезжает домой в промежутках между этими моментами.
— До того, как нас позвали туда на помолвку, я не был там несколько лет.
— Как так?
Я вижу, как он колеблется, готовый отступить за эти стены, держа ответ под замком. Я сохраняю бесстрастное выражение лица, стараясь не выдать, как сильно я хочу, чтобы он доверился мне. Он должен принять это решение сам, без моего принуждения.
— Они не хотят, чтобы я там был. Мои так называемые родители.
— Это не может быть правдой. — Я слышу, как говорю, потому что для меня это непостижимо. Он их единственный оставшийся сын, и он Феникс. Кто бы не хотел наслаждаться каждой секундой его присутствия?
Я, кажется, произношу последнюю фразу вслух, потому что он хихикает. В его глазах, когда он смотрит на меня, что-то мерцает, чего раньше там никогда не было.
— Честное слово, они не разделяют этого мнения.
Я пытаюсь найти в своем мозгу воспоминания о Фениксе с его родителями, но ничего не получается. Все, что я могу вспомнить, — это как никто из них не утешал его на похоронах Астора.
Тогда мне это показалось странным, но я не подумала, что это может выходить за рамки того ужасного момента.
А потом я вспомнила, как его отец угрожал оборвать его жизнь, как будто он мог сделать это так легко. Кусочки начинают собираться воедино, и картина получается не очень красивая.
— Я не хочу говорить о них. — Он говорит, и его стены снова захлопываются. — Почему ты не на вечеринке?
— Мне сказали протрезветь.
— Кто?
— Друг.
Он бросает на меня взгляд.
— Не паясничай.
Я откидываю голову назад и смотрю вверх, любуясь красотой ночного неба, в то время как моя голова продолжает кружиться.
— Знаешь, если бы ты сейчас был на улице, мы бы смотрели на одни и те же звезды, хотя находимся в двух совершенно разных странах. Разве это не безумие?
Он хихикает, и в мои вены просачивается тепло, отличное от того, которое вызывала лампа отопления.
— Я рад, что никто не видит тебя такой. Навеселе, милую и ранимую. — Он говорит, открывая дверь на кухню. Я слышу, как Беллами зовет его за телефоном, но он не обращает на нее внимания. Он садится на стул и смотрит вверх. — Посмотри на звезды. Видишь группу, похожую на песочные часы?