Всегда в строю (Записки израильского офицера)

Кохен Иерухам

Мы — бойцы сирийского подразделения — все это время жили в разных местах в Сирии и Ливане и старались слиться с местным населением, а также узнать все о районах, важных в военном и экономическом отношении. Там на месте мы поняли, как сильно отличаются язык и обычаи сирийских и ливанских арабов и арабов Эрец-Исраэль. Не успевали мы и рта открыть, как задавался вопрос: «палестинец?» Но не только язык выдавал нас. Помню, однажды в Триполи я подошел к чистильщику сапог. Поставил ногу на стойку, и чистильщик тотчас же заметил: «башмаки хайфской фабрики!»

Те из нас, кто не был выходцем из Сирии или Ливана, поначалу работали больше ушами и глазами, чем языком. Нужно было изучить особенности местных диалектов — в Бейруте, в Дамаске, в Халебе. Лишь позднее мы осмелились вознаградить себя за молчание. Прошло много времени, пока мы почувствовали себя как дома и не опасались, что отличаемся

от местного населения. Мы были осмотрительны и старались не выделяться на общем фоне. Кроме того мы не знали адресов друг друга. В центре Бейрута у нас была явочная квартира. Проникнуть в нее можно было, лишь зная пароль. Мы, кто работал в Бейруте, собирались там все вместе один только раз — на пасхальную трапезу в 1941 году. Аарон Лишевский — один из командиров подразделения — приехал к нам, чтобы вместе провести праздник. Мы готовились к этому дню тщательно. Стол был накрыт по всем правилам: вина — в изобилии, жареные куры, салаты. Не доставало только одного — маццы. Не удалось нам ее добыть.

Не было у нас дружественной среды, на которую можно было бы опереться. Мы жили в настоящем подполье не только потому, что арабское население было настроено антиеврейски и прогермански, но и потому, что власти «Свободной Франции» не проявляли особого доверия к своим английским союзникам; мы же вели себя по отношению к английским коллегам по принципу: уважай, да остерегайся. Наша уверенность в себе возрастала.

Осенью 1941 года штаб Хаганы возложил на Игала Аллона командование сирийским подразделением в целях подготовки претворения в жизнь «сирийского плана». В него входили диверсии против военных объектов, сбор военной и политической информации, установка раций на территории Сирии и Ливана и разжигание психологической войны в среде местного населения.

Первая задача, которую поставил перед собой Игал, касалась увеличения состава подразделения. Получив назначение, он связался со мной и просил приехать из Бейрута и встретиться с ним в Эрец-Исраэль. Я проделал этот путь с Даном Рамом, членом нашего подразделения, он был из киббуца Ханита. На автобусе мы доехали до Тира, оттуда пешком по горам. Всю ночь, не переставая, лил дождь. К утру мы добрались до Ханиты и затем до Тель-Авива. Игал Аллон поручил мне мобилизовать для подразделения подходящих людей. Я прочесал всю страну вдоль и поперек, посещал подразделения Палмаха, молодежные движения, киббуцы, отряды Хаганы. Активно мне помогал Исраэль Иешаяху, который возглавлял тогда отдел выходцев из восточных стран в исполнительном комитете Гистадрута. Отбирать людей было невероятно сложно. По короткому опыту работы за границей я знал, каким требованиям должны отвечать кандидаты: терпимость, строгая самодисциплина, даже если приказ дан задолго до срока его выполнения и командир находится за сотни миль от местонахождения бойца, решительность, способность воспринимать чужие обычаи и особенности диалектов, превосходная военная подготовка, глубокая идеологическая подготовка, которая не позволит скатиться на уровень обычного профессионального шпионажа, общее образование. Многие кандидаты с хорошими рекомендациями были отстранены. В конце концов нам удалось мобилизовать нужное число людей в срок короче установленного. Они прошли длительную подготовку, включавшую кроме обычных военных тренировок изучение диалекта языка страны назначения, уклада жизни в ней, обычаев, одежды, религии, традиций, песен, плясок, игр. Некоторые кандидаты прошли подготовку по радиосвязи.

Члены подразделения были на положении добровольцев, им не платили жалованья, в случае нужды их семьям оказывалась денежная помощь. Служба на добровольных началах была дополнительным оправданием требования, чтобы англичане рассматривали наше подразделение как единицу, находившуюся исключительно в подчинении Хаганы. Командование союзников назначило в подразделение в качестве связного английского офицера, майора Хамонда, он был профессором греческой истории в Кембриджском университете.

Сначала мы пользовались местными удостоверениями личности. Фотография прежнего владельца заменялась фотографией бойца, личные данные которого более или менее совпадали с данными подлинного хозяина удостоверения. В Сирии и Ливане было крайне важно иметь при себе удостоверение личности во время проездов по стране. Так что мы прилагали максимальные усилия для приобретения «настоящего» удостоверения, прибегая даже к таким «утонченным» приемам, как подкуп свидетелей. Требовалось официальное подтверждение мухтара деревни или квартала, что подавший просьбу действительно родился в этой деревне или квартале. Староста должен был подтвердить, что знает его и его родителей, помнит дату его рождения и так далее и тому подобное. Иногда

его вызывали в Министерство внутренних дел вместе с автором прошения, и не всякий староста готов был на это.

Прежде чем отправиться в дорогу, мы изменили свою внешность, чтобы были видны все тяготы «пройденного пути». На барахолке в Дамаске я купил одежду, которая до меня служила не одному хозяину. Эффект был потрясающим. Теперь дело стало за фотографией, на которой я должен быть изображен в новом облике. Я отправился на знаменитый дамасский рынок Ал-Хамадия, где у входа всегда толпились бродячие фотографы.

В этот же день сам Игал прибыл к месту встречи у моста к югу от Дамаска, чтобы подвезти нас к деревне Шейх Маскин (что на иврите означает «несчастный шейх»).

Мы заехали за Авраамом. В пути, продолжавшемся час, пока мы добирались до соседней деревни, расположенной в 120 км к югу от Дамаска, мы получили необходимые инструкции. У дороги, скрытой со всех сторон полями сорго, Игал замедлил ход, и мы юркнули в поле. Когда мы шли в деревню, нам встретился мальчик-пастух, от него мы получили всякие сведения об этом месте, о его людях. В деревню мы вошли с сумерками. У нас было по узелку с черствыми лепешками и несколько головок лука — провизия странников. Мы пришли на мадафа [6] при доме старосты. Вскоре нам стало ясно, что название деревни не имеет ничего общего с действительностью. Староста Мухаммад Хаяр совсем не выглядел несчастным. Позднее мы узнали, что он депутат сирийского парламента. Нас, как и водится, встретили радушно, несмотря на то, что чужестранцев тогда опасались, так как военные власти все держали под своим контролем. Вечер прошел в беседе с хозяином за кофе и курением. Подали ужин и хозяин дома пригласил нас поесть. Только после того, как мы снова выпили кофе, хозяева дома и гости стали расспрашивать, чего мы хотим, куда идем. Вопросы сыпались как из рога изобилия. Оказалось, что жители деревни, странствуя, побывали даже в Ираке и хорошо знали Багдад. Авраам, родившийся в Багдаде, отвечал на вопросы, а я, никогда не видевший город, кивал в знак согласия. Приближалась полночь. Закончился «перекрестный допрос». Хозяин дома расстелил на коврах матрасы и пожелал нам спокойной ночи. На утро, когда мы проснулись, он уже ждал нас. И снова разговоры про то, про се, о погоде, об урожае — чтобы узнать о нас побольше.

6

Помещение для гостей. По обычаю в арабских деревнях строилось специальное помещение для приема гостей и прохожих.

Только днем мы набрались смелости обратиться с нашей просьбой к старосте. Но увы! Очень вежливо он отказал нам и объяснил, что мы скорее похожи на городских жителей, чем на деревенских, и он опасается неприятностей. Предложил пожить подольше в деревне, а он пока подумает о нашей просьбе. Со смешанными чувствами мы приняли его предложение. Мы предполагали, что он не выполнит нашу просьбу, но нам как раз нужно было прождать несколько дней до установленной встречи с Игалом. Когда этот день наступил, мы скрылись из деревни и вернулись с Игалом в Дамаск. Приключение было интересное, но драгоценных документов мы не достали.

Наша постоянная база находилась в Бейруте, поэтому в Дамаске нам нужно было временное жилье. Из-за того, что снять квартиру там было трудно, нам на короткое время предоставили место в доме, который служил транзитным пунктом евреям из Ирака, нелегально пересекавшим сирийскую границу, чтобы попасть в Эрец-Исраэль. Мы об этом не знали. Однажды два иракских еврея были задержаны в Халебе, когда они направлялись в Дамаск. Они не выдержали допроса и рассказали все, указали даже адрес, где им нужно было быть в Дамаске. Ночью, когда мы вернулись из Шейх Маскин, нас обнаружила тайная сирийская полиция. Нас доставили в полицию и французские офицеры приступили к допросу.

У нас были все основания для опасений. Мы знали о соперничестве между разведками союзников, которые действовали в Сирии и Ливане. Если одно из союзных государств захватывало агента другого государства, его тайно ликвидировали, установив предварительно его личность. Нас подвергли физическим пыткам, в надежде сломить нас. Мы представляли себе, что нас ожидает, и старались выиграть время, надеясь, что нас хватятся свои и будут действовать, чтобы освободить. У нас были тогда фальшивые ливанские документы, и мы выдали себя за ливанских граждан, приехавших в Дамаск в поисках работы в военных лагерях. Но данные ливанской полиции, полученные Дамаском по телефону, противоречили нашей версии. Тогда мы «признались», что мы арабы из Хайфы и нелегально прокрались для работы в военных лагерях.