Всегда возвращаясь домой
Шрифт:
В наши дни река в Долине в засушливый год еле-еле течет; к сентябрю все ручьи, кроме самых больших, обычно пересыхают, да и сама река становится тоже всего лишь ручьем, хотя и довольно широким и мощным. Когда же со временем Великая Калифорнийская Долина распадется на части, когда появятся горные разрывы, сбросы и, возможно, даже кое-где, в предгорьях Ама Кулкун, выходы наверх магмы, то и высота Долины над уровнем моря повысится и поднимется уровень грунтовых вод; вместе с тем летняя жара будет в Долине значительно смягчена сильным влиянием Внутреннего Моря и обширных болот, а также морскими туманами, прилетающими вслед за морскими течениями через широкие горные
Тридцать миль могут показаться как очень короткими, так и очень длинными. В зависимости от того, как их пройти; от того, что Кеш называют словом вакваха, что буквально значит «путь реки».
Соблюдая особый ритуал, с вежливыми заверениями, они берут воду у Реки и ее маленьких притоков как бы взаймы – для питья, для того, чтобы соблюдать чистоту, для полива – и расходуют ее аккуратно, экономно, осторожно. Они всегда жили на земле, которая на любое проявление жадности отвечала засухой и смертью. Трудная земля: словно бы и ведет себя как чужая, но уж больно чувствительная! И еще она похожа на горных коз, которые крадут у людей пищу и сами становятся их пищей – тощие маленькие горные козы, воришки и жертвы одновременно, вечные соседи и ревнивые наблюдатели, за которыми тоже кое-кто наблюдает, любопытные, бесстрашные, недоверчивые и приручению не поддающиеся. Никогда не изменяющие своей дикой природе.
Корни и источники жизни в Долине всегда были дикими. Ряды виноградных лоз и серых олив, цветущие миндальные сады, овцы с острыми копытцами и кареглазые коровы, винокурни из грубого камня, старые амбары и хлевы, мельницы на берегу ручьев, маленькие тенистые города – о, они прекрасны, человечны, с первого взгляда очаровывают, внушают любовь; однако корни Долины – это корни карликовой сосны, вечнозеленого дубка, диких трав, равнодушных ко всему и не требующих заботы, и многочисленные ручейки, текущие по трещинам, оставшимся после землетрясений, среди скал, поднявшихся некогда со дна тех морей, что существовали задолго до появления на земле человека, или рожденных огнем, что скрыт в глубинах земных. Корни Долины – в дикой природе, в мечтах, в смерти, в вечности. Вон следы диких коз, а вон следы человека и его повозок, – все пробираются не напрямик, старательно огибают корни вещей. Чтобы пройти тридцать миль – и вернуться назад, – может понадобиться целая жизнь.
Пандора беспокоится о том, что делает: рисунок на чашке
Пандора не желает смотреть в широкий конец телескопа на сверкающий как самоцвет, ясно видимый, крошечный, целиком охватываемый взглядом мирок Долины. Она зажмуривает глаза, она не хочет смотреть, она и так знает, что увидит там: Все Под Контролем. Кукольный домик. Кукольная страна.
Пандора выбегает из обсерватории с закрытыми глазами и хватает, хватает вокруг себя все, что попадется под руку.
Ну и что же она получила в итоге, если не считать нескольких порезов на руках? Кусочки, стружки, обломки, черепки. Осколки того, что было Долиной, ее подлинной жизнью. Не где-то там, далеко, а тут, рядом; их можно пощупать, подержать в руках и услышать Долину. Не рассудком, а умом и сердцем. Не вообразить, а ощутить тяжесть куска земляничного дерева, осколка обсидиана, комка синей глины. Даже если разрисованная чашка разбита (а она
Несколько устных преданий
Истории, рассказанные летним вечером в хижине на горном склоне близ Синшана
Как-то раз Койотиха шла себе, шла по внутреннему миру, и вдруг ей навстречу старый Медведь.
– Можно я пойду с тобой? – спросила Койотиха.
– Нет, – ответил Медведь, – пожалуйста, не ходи со мной. Ты мне сейчас совсем ни к чему. Я ведь намерен собрать всех медведей вместе и пойти войной на племя людей. Так что ты мне в попутчицы не годишься.
– Ах, как это ужасно! – воскликнула Койотиха. – Как ужасны эти твои планы! Вы же все друг друга перебьете на этой войне: они – вас, а вы – их. Не развязывай войну, Медведь, ну пожалуйста, не развязывай войну! Нам всем следует жить в мире и любви! – И, говоря это, Койотиха потихоньку вытащила острый ножик из обсидиана, который украла у Целителей, да и отрезала Медведю яйца; ножик был таким острым, что Медведь даже не почувствовал ничего.
Потом она сунула медвежьи яйца в карман и убежала. И отправилась туда, где жило племя людей. Люди курили табак и пели. Они занимались изготовлением пороха и пуль и чистили свои ружья, готовясь к войне с медведями. Койотиха пошла к их главному военачальнику и сказала:
– О, как вы храбры, доблестные мужи! Вы истинные воины! Каким же мужеством нужно обладать, чтобы с одними лишь ружьями выйти против медведей!
Военачальник забеспокоился и спросил:
– А у них какое оружие?
– У них, – заявила Койотиха, – оружие секретное. Но не могу сказать какое. – Однако, заметив, что военачальник не на шутку разволновался, прибавила: – У них огромные ружья, которые стреляют волшебными пулями, способными превращать людей в медведей. Я вам парочку таких пуль принесла. – И она показала военачальнику медвежьи яйца.
И все воины, которые подходили посмотреть, огорченно спрашивали:
– Что же нам теперь делать?
Койотиха и придумала:
– Значит, так: ваш самый главный военачальник должен выстрелить своими волшебными пулями в медведей и тем самым превратить их в людей.
Но генерал рассердился:
– Нет уж! Уберите эту Койотиху отсюда, от нее одни неприятности!
И люди стали стрелять в Койотиху, чтобы ее прогнать.
Началась война. У медведей были их бесстрашные сердца и когти, а у людей – табачный дым и ружья. Люди стреляли, и убивали медведей одного за другим, и убили почти всех, кроме тех четырех или пяти, которые явились на войну с опозданием и успели отступить и скрыться. Оставшиеся в живых медведи убежали и спрятались в диком краю.
Там они и встретили Койотиху.
– Зачем ты так поступила, Койотиха? – спросили они. – Почему ты не помогла нам, а взяла да и украла яйца нашего лучшего воина?
Койотиха ответила им:
– Если бы я сумела тогда заполучить яйца этого человека, все было бы хорошо. Послушайте-ка меня. Эти люди слишком часто спариваются и слишком быстро думают. Вы же, медведи, спариваетесь лишь раз в году и слишком много спите. У вас нет ни малейшей надежды победить их. Оставайтесь здесь, в диком краю, со мной. По-моему, война – не лучший способ жить рядом с людьми.