Всего один день
Шрифт:
— Ты и датский знаешь?
— Нет, просто он похож на голландский.
— А знаешь сколько языков?
— Свободно?
— Боже. Лучше бы не спрашивала.
— Свободно говорю на четырех. Еще как-то понимаю немецкий с испанским.
Я восторженно качаю головой.
— Да, но ты сказала, что говоришь по-китайски.
— Я не столько говорю на нем, сколько его калечу. У меня нет слуха, а для китайского это важно.
— Скажи что-нибудь.
Я смотрю на него.
— Ni zhen shuai [15] .
15
Ты
— Еще что-нибудь.
— Wo xiang wen ni [16] .
— Теперь услышал, — Уиллем прикрывает голову. — Прекрати. У меня уже кровь из ушей пошла.
— Заткнись, а то правда пойдет, — я толкаю его понарошку.
— Как это переводится?
Я смотрю на него. Ни за что не скажу.
— Ты это просто выдумала.
Я пожимаю плечами.
— Ты все равно этого не узнаешь.
— Так что это значит?
Я ухмыляюсь.
— Придется в словаре искать.
16
Я хочу тебя поцеловать (кит.).
— А написать можешь? — Уиллем достает свою маленькую черную книжку и открывает на чистой странице ближе к концу. Потом принимается рыться в рюкзаке. — У тебя ручка есть?
У меня капиллярная ручка, которую я стянула у папы, на ней выгравировано: «ДЫШИТЕ ЛЕГКО С ПУЛЬМОКЛИР». Я рисую иероглифы: солнце, луна, звезды. Уиллем восторженно кивает.
— Смотри, вот мой любимый. Двойное счастье.
— Видишь, симметричный?
— Двойное счастье, — повторяет Уиллем, повторяя черточки движением указательного пальца.
— Это распространенное словосочетание. Часто используется в названиях ресторанов и всякого такого. Мне кажется, он обозначает удачу. В Китае этот иероглиф непременно увидишь на свадьбе. Наверное, это связано с его этимологией.
— И какова она?
— Юноша отправился в долгий путь, чтобы сдать очень важный экзамен, после которого он мог бы стать министром. Проходя через одну горную деревеньку, он заболел. За ним ухаживал местный доктор, и когда юноша шел на поправку, он познакомился с его дочерью, они полюбили друг друга. Прямо перед его уходом эта девушка читает ему строчку из стихотворения. Парень отправляется в столицу, сдает экзамен, император очень впечатлен. И, наверное, в качестве дальнейшей проверки произносит строку из стихотворения. Юноша, конечно, сразу же понимает, что эти загадочные слова — часть того же стихотворения, которое цитировала ему и та девушка, поэтому повторяет ее строчку. Вдвойне пораженный, император берет его на работу. Тогда парень возвращается обратно и женится на той девушке. Ну и, видимо, вот, двойное счастье. Он получил и работу, и жену. Видишь, китайцы просто помешаны на удаче.
Уиллем качает головой.
— Я думаю, под двойным счастьем подразумевается то, что две половинки нашли друг друга. Как с тем стихотворением.
Я об этом никогда не думала, но, конечно же, так оно и есть.
— Ты помнишь эти строки?
Я киваю.
— Зеленые деревья стоят под весенним дождем так близко к небу, а небо над ними так мрачно. Красные цветы покрывают
Последний отрезок канала проходит под землей. Сводчатый потолок настолько низкий, что я, вытянув руку, достаю до склизких кирпичей. Тут жутковато, хоть и тихо, но есть эхо. Даже шумные датчане притихли. Мы с Уиллемом сидим на борту, свесив ноги, и, когда достаем, пинаем стены.
Он тычет большим пальцем в мою щиколотку.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что устроила это, — он показывает на лодку.
— Не за что. А тебе спасибо за все это, — я показываю пальцем вверх, туда, где, без сомнения, своей жизнью живет Париж.
— Обращайся, если что, — Уиллем осматривается по сторонам. — Хорошо тут. На канале. — Потом смотрит на меня. — С тобой.
— Уверена, что ты это всем каналам говоришь, — тем не менее в темноте этих пахнущих плесенью стен я краснею.
Так мы сидим до самого конца поездки, болтаем ногами, колотя по борту. Иногда до нас доносятся обрывки смеха или музыки. Такое ощущение, что тут, внизу, город делится с нами секретами, которые можно доверить лишь тому, кто хочет слушать.
Восемь
Морской Арсенал — это как парковка для лодок, которые плотными рядами стоят по обе стороны бетонного причала. Уиллем помогает капитану Джеку поставить лодку в отведенное для нее узкое пространство, выскакивает и завязывает веревку сложным узлом. Потом мы прощаемся с датчанами, которые к этому моменту уже изрядно пьяны, я записываю номер Агнеты, обещая отправить ей фотографии, как только будет возможно.
Капитан Джек пожимает нам руки на прощанье.
— Мне немного стыдно, что взял твои деньги, — говорит он.
— Нет. Не стоит, — я вспоминаю выражение лица Уиллема, о том, как мы плыли по туннелю. Одно это стоило ста баксов.
— Мы их скоро у тебя отберем, — кричит Густав.
Жак пожимает плечами. Он целует мне руку, а потом помогает выбраться на сушу, а Уиллема чуть не обнимает.
Когда мы отходим, Уиллем похлопывает меня по плечу.
— Заметила, как называется лодка?
Нет. Хотя имя выгравировано синими буквами прямо на корме, рядом с красной, белой и синей полосами французского флага. Виола. Довиль.
— Виола? В честь героини Шекспира?
— Нет. Жак хотел назвать ее «Вуаля», а его кузен написал с ошибкой, но ему понравилось, и он зарегистрировал такое имя.
— Та-а-а-к… как-то это странно, — говорю я.
Уиллем, как всегда, улыбается.
— Случайные совпадения? — у меня вдруг по спине побежали мурашки.
Уиллем почти что торжественно кивает.
— Совпадения, — подтверждает он.
— Но что это значит? Что нам было суждено сесть на эту лодку? И если бы мы этого не сделали, было бы хуже или лучше? Эта поездка как-то изменит наши жизни? И неужели она действительно подчинена таким случайностям?
Уиллем лишь пожимает плечами.
— Или это значит, что кузен Жака — неграмотный? — продолжаю я.
Он снова смеется. Звук его смеха такой же четкий и звучный, как колокольный звон, он наполняет меня радостью, и словно впервые в жизни я осознаю, что в этом и заключается задача смеха — возвещать о счастье.