Всего один взгляд

Кобен Харлан

Но все меняется.

Художники прекрасно понимают важность эстетически ценных объектов. Эстетика не просто меняет восприятие, она меняет реальность. Будь Грейс толстой и неказистой, телеканалы не устроили бы мониторинг состояния девушки, извлеченной из-под груды тел в «Бостон-Гарден». Будь Грейс физически непривлекательна, ей никогда не примерить на себя амплуа чудом уцелевшей всенародной любимицы. Телевидение, сообщая новости о состоянии Грейс, всякий раз показывало ее фотографию. Массмедиа, да что там, вся страна требовала чуть ли не ежечасного

обновления данных о ее здоровье. Родственники погибших в Бостонской давке приходили к Грейс в палату, проводили с ней время, вглядывались в ее лицо в поисках призрачного сходства с их собственными погибшими детьми.

Стали бы они это делать, будь она некрасива?

Грейс не хотелось спекуляций на ее внешности, но один чрезмерно честный критик сказал без обиняков:

— Если людей мало интересуют произведения искусства невысокой эстетической ценности, с какой стати им делать снисхождение для объектов реальной жизни?

Еще до Бостонской давки Грейс мечтала стать художницей, но в ее работах чего-то не хватало — чего-то неуловимого, не поддающегося объяснению. Пережитое вывело ее художественную зоркость и интуицию на новый уровень. Грейс отдавала себе отчет в том, как претенциозно это звучит. Она презирала навязшие в зубах сентенции преподавателей художественных школ — дескать, искусство надо выстрадать, большому художнику необходимо пережить трагедию, чтобы обрести индивидуальность. Раньше подобные заявления казались ей возмутительной чепухой, но после Бостонской давки Грейс начала понимать, что это не пустые разговоры.

В работах Грейс появилось то, чего не было раньше. В картинах стало больше настроения, жизни, больше… порыва, что ли. Краски стали ярче, гуще, злее. Люди часто спрашивали, рисовала ли Грейс какие-либо эпизоды той ужасной ночи. Красноречивым ответом был один портрет — юное лицо, преисполненное таких надежд, что сразу ощущалась глухая неизбежность скорой трагедии, но еще вернее было бы сказать — Бостонская давка пронизывала и окрашивала все, что писала Грейс.

Она присела за стол мужа. Телефон стоял справа. Грейс пришло в голову сделать кое-что элементарное: нажать кнопку повторного набора номера.

Телефон — «Панасоник» новой модели, который Грейс выбрала в «Радио шэк», — был снабжен жидкокристаллическим дисплеем, на котором отображался набираемый номер. Код двести двенадцать, значит, Нью-Йорк. Грейс ждала. На третьем звонке трубку сняли, и послышался женский голос:

— Юридическая фирма «Бертон и Кримстейн».

Грейс немного растерялась и промолчала.

— Алло?

— Это Грейс Лоусон…

— Кому перевести ваш звонок?

Хороший вопрос.

— А у вас работает много юристов?

— О, я затрудняюсь назвать точную цифру. Но могу соединить вас с кем-то конкретным.

— Будьте так добры.

Возникла пауза.

— Так с кем конкретно вас соединить? — К интонации «я-всячески-стараюсь-вам-помочь» явственно примешивалось нетерпение.

Номер на дисплее «Панасоника» показался Грейс

чересчур длинным. Она присмотрелась внимательнее. Обычно в междугородних номерах одиннадцать знаков, а здесь было пятнадцать, считая «звездочку». Грейс напряженно думала. Джек звонил юристу поздно вечером. Секретари по ночам не работают, стало быть, он нажал «звездочку» и набрал внутренний номер.

— Мэм?

— Добавочный четыре-шесть-три, — сказала Грейс, глядя на дисплей.

— Соединяю.

После трех гудков трубку сняли.

— Линия Сандры Ковал.

— Миз Ковал, будьте добры.

— Могу я узнать ваше имя?

— Грейс Лоусон.

— И вы звоните в связи с…

— Моим мужем, Джеком.

— Подождите, пожалуйста.

Грейс сжала трубку. Через тридцать секунд музыка прекратилась, и телефон ожил:

— К сожалению, миз Ковал сейчас на встрече.

— У меня срочный вопрос.

— Мне очень жаль, но…

— Я отниму всего пару минут. Скажите ей, дело жизни и смерти.

Послышался нарочито шумный вздох.

— Подождите, пожалуйста.

В трубке зазвучал хит «Нирваны» «Повеяло молодостью». Отчего-то у Грейс стало легче на душе.

— Чем могу помочь? — спросил кто-то с профессионально-нейтральной интонацией.

— Миз Ковал?

— Да.

— Меня зовут Грейс Лоусон.

— Что вы хотели?

— Вчера вечером вам звонил мой муж Джек.

Ковал молчала.

— Он пропал.

— Простите?

— Мой муж пропал.

— Я вам сочувствую, но не понимаю, какое…

— Вы знаете, где он может быть, миз Ковал?

— Что? Откуда мне это знать?

— Он звонил вам вчера вечером, перед самым исчезновением.

— И что?

— Я нажала повторный набор и попала на вас.

— Миссис Лоусон, в нашей компании работают более двухсот юристов. Ваш муж мог звонить любому…

— Нет, он набирал ваш внутренний номер. Он звонил вам.

Ответа не последовало.

— Миз Ковал!

— Я слушаю.

— Почему мой муж вам звонил?

— Мне нечего добавить к тому, что я вам уже сказала.

— Вы знаете, где он?

— Миссис Лоусон, вам известно об адвокатской тайне?

— Разумеется.

Пауза.

— Вы хотите сказать, что мой муж обращался к вам за юридической консультацией?

— Я не имею права это обсуждать. До свидания.

Глава 9

Прояснить ситуацию Грейс удалось очень скоро.

Интернет — замечательно полезное изобретение, если уметь им пользоваться. Грейс набрала в «Гугле» «Сандра Ковал» и получила ссылки на сайты, упоминания в новостях и фотографии. Она зашла на сайт компании «Бертон и Кримстейн», где были биографии всех работающих у них юристов, и узнала, что Сандра Ковал закончила Северо-Западный университет в Иллинойсе, а диплом юриста получила в Калифорнийском университете. Судя по датам, ей должно быть сейчас года сорок два. Согласно сайту, у нее есть муж Гарольд Ковал и у них трое детей.