Всего одно злое дело

Джордж Элизабет

Для того чтобы навсегда покончить с Барбарой, было достаточно полного отчета Линли о его встрече со Смайтом. Потому что, хотя Стюарт и знал, где была Барбара, когда и с кем, он все-таки не знал, что она там делала. Только Линли и Барбара знали, что там происходило.

Рано утром Томас вышел в сад за своим домом. Стол уже был накрыт к завтраку, газеты уже лежали на обеденном столе под тщательно выверенным углом к вилке, и запах тостов, жарившихся под пристальным наблюдением Чарли Дентона, доносился из окон кухни. Но когда Линли подошел к окну, выглянул в сад и увидел, как цветут розы этим прекрасным весенним утром, то вышел, чтобы внимательнее их

рассмотреть. Он помнил, что с момента смерти Хелен ни разу не выходил в сад, который она так любила. Причем, оказавшись там, Томас понял, что туда не заходил вообще ни один человек.

Среди розовых кустов стояла деревянная кадка. В ней лежали срезанные стебли растений. К кадке были прислонены небольшие секаторы, все покрытые ржавчиной от того, что находились под открытым небом больше года. Сами кусты объясняли, почему кадка, стебли и секаторы были оставлены здесь на столь долгое время. Хелен занималась розовыми кустами, когда ее убили.

Линли вспомнил, как он однажды наблюдал за ней из окон своей библиотеки. Томас спустился, чтобы присоединиться к ней в саду, и даже сейчас ее слова звучали у него в голове. Она говорила в своей обычной шутливо-самокритичной манере. Томми, дорогой, мне кажется, что это единственный полезный вид деятельности, которым я могу заниматься. Копание в земле приносит такое удовлетворение! Мне кажется, что этим мы соединяем наши корни с корнями этих растений. Прости меня за такую игру слов.

Он предложил помочь, но она не позволила. Пожалуйста, не лишай меня возможности хоть в чем-то достичь совершенства.

Томас улыбнулся, вспомнив о Хелен. Ему пришло в голову, что впервые, думая о ней, он не почувствовал острой боли.

За его спиной открылась дверь. Повернувшись, Линли увидел, как Дентон впускает в сад Барбару Хейверс. Увидев ее, инспектор взглянул на часы. Было семь двадцать восемь утра. Что она могла делать в Белгравии в это время?

Барбара прошла по лужайке к нему. Выглядела она ужасно – не только еще более опрокинутой, чем всегда, но и, казалось, проведней последнюю ночь без сна.

– Они взяли Ажара, – сказала Хейверс.

– Кто? – Томас замигал.

– Копы в Лукке. Они отобрали его паспорт. Его задержали, но он не знает за что.

– Его уже допрашивали?

– Пока нет. Ажар просто не может покинуть Италию. Он не понимает, что происходит. Я тоже не понимаю. И не знаю, что мне делать. Я не говорю по-итальянски. Я не знаю их правил. Я не знаю, что произошло. – Она сделала три шага вдоль клумбы, затем вдруг резко обернулась и сказала: – Вы можете позвонить им, сэр? Вы можете узнать, что происходит?

– Если они его задержали, то, очевидно, потому, что у них есть вопросы относительно…

– Послушайте. Хорошо. Я знаю. Что угодно. Я сказала ему, чтобы он позвонил в посольство. Я сказала ему, чтобы он нашел адвоката. Все это я ему сказала. Но я, наверное, могу сделать еще что-то. А вы знаете этих ребят, и вы говорите по-итальянски, и вы можете… – Барбара ударила кулаком по своей ладони. – Пожалуйста, сэр. Пожалуйста. Именно за этим я приехала из Чолк-фарм. Именно поэтому я не могла ждать, пока вы появитесь на работе. Пожалуйста.

– Пойдемте со мной, – сказал Томас и повел ее в дом.

В столовой он увидел, что Дентон уже накрыл еще одно место для завтрака. Линли поблагодарил его, налил две чашки кофе и предложил Барбаре угощаться яичницей и беконом.

– Уже поела, – ответила она.

– И что же?

– Шоколадное

печенье и сигарета. – Хейверс взглянула на еду и добавила: – Что-нибудь более питательное вогнало бы мой организм в шок.

– Составьте мне компанию, – попросил Линли. – Мне не хочется завтракать одному.

– Сэр, пожалуйста… Мне надо, чтобы вы…

– Я все понимаю, Барбара, – твердо сказал он.

Нехотя сержант положила себе немного жареных яиц, добавила пару полосок бекона и завершила все это четырьмя грибами и тостом. Томас положил себе то же самое, а затем уселся за стол.

Кивнув на его газеты, Барбара спросила:

– Как вы только умудряетесь прочитывать три газеты каждое утро?

– Новости я узнаю из «Таймс», а их интерпретацию – из «Гардиан» и «Индепендент».

– Пытаетесь отыскать баланс в жизни?

– Мне кажется, так мудрее. Избыточное использование деепричастий в журналистике ведет, на мой взгляд, к какому-то нарушению общей картины. Я не люблю, когда мне говорят, что я должен думать, даже в завуалированной форме.

Они посмотрели в глаза друг другу. Барбара первая отвела взгляд и, взяв ложкой немного яиц, положила их на оторванный кусочек тоста. Было видно, что глотать ей нелегко.

– Прежде чем я позвоню инспектору Ло Бьянко, Барбара… – Линли подождал, пока она не посмотрит на него. – Вы ничего не хотите мне сказать? Я ничего не должен знать заранее?

Она покачала головой.

– Вы уверены? – спросил инспектор.

– Да, насколько я знаю, – ответила Хейверс.

«Ну что ж, да будет так», – подумал Линли.

Белгравия, Лондон

Первый раз в жизни Барбара Хейверс проклинала себя за то, что не владеет иностранными языками. Хотя в ее жизни и были моменты, когда она хотела выучить иностранный язык – это было связано с желанием понять, что повар в местном индийском ресторане кричит о бараньем rogan josh [328] , вываливая его в контейнер для еды на вынос, – в остальных случаях иностранные языки ей просто не были нужны. У нее был паспорт, но Барбара никогда не ездила туда, где не говорили на английском языке. В действительности она им еще вообще ни разу не пользовалась. Он был нужен ей на тот случай, если вдруг какой-нибудь принц предложит ей провести романтический уик-энд на Средиземноморье.

328

Филе ягненка со специями, популярное блюдо кашмирской кухни.

И вот сейчас, слушая, как Линли говорит с инспектором Ло Бьянко, Хейверс пыталась понять хоть что-нибудь. Она внимательно прислушивалась к словам, которые казались знакомыми, и пыталась что-то прочитать по лицу Томаса. Из его слов Хейверс поняла только имена: Ажар, Лоренцо Мура, Санта Зита – черт знает, что это такое, – и Фануччи. Ей показалось, что она также услышала имя Микеланджело Ди Массимо и слова информация, больница и фабрика, непонятно по какой причине. Все, что Барбара могла узнать, это то, что можно было прочитать на лице Линли, которое, с течением беседы, становилось все мрачнее и мрачнее. Наконец он сказал: «Chiaro, Salvatore. Grazie mille. Ciao», – что означало конец беседы. К этому моменту Барбара совершенно измучилась, поэтому поспешно спросила: