Всего одно злое дело

Джордж Элизабет

– Ну что ж, до тех пор, пока ты не трогаешь Ажара.

Митчелл посмотрел на нее с выражением удивления на лице.

– Послушай, я разрабатываю историю. Если он часть этой истории, то он часть этой истории и обязательно в ней появится. Давай сразу договоримся между собой, особенно теперь, когда мы работаем рука об руку: ты не можешь залезть в постель с журналистом и ожидать, что он не захочет кормить чудовище.

– Ты опять путаешь свои цитаты, – сказала Барбара. – Мне кажется, что для писателя это не есть хорошо. Или я слишком размечталась, называя тебя писателем? А кто говорил о том, что мы работаем рука об руку?

– Но мы же по одну сторону баррикад.

– Мне так не кажется.

– Мы

оба хотим узнать правду. И в любом случае, как я сказал, имя Ажара уже всплыло.

– Я же тебе объяснила доступным языком…

– Но ведь ты понимаешь, что Род Аронсон не разрешит мне ошиваться в Лукке только потому, что беременная англичанка склеила ласты в Тоскане. Английские читатели ждут наживки побольше.

– И Ажар превратился в эту наживку? Черт тебя побери, Митчелл…

– Он часть этой истории, нравится тебе это или нет, дорогая. И, насколько я разбираюсь в жизни, он, скорее всего, и есть эта самая история. Черт возьми, Барб, ты должна быть мне благодарна, что я не трогаю девочку.

Хейверс вцепилась в его руку, сжав ее пальцами.

– Держись от ребенка как можно дальше, Митч.

Журналист стряхнул ее руку.

– Не мешай водителю вести машину. Вот мы сейчас врежемся, и следующая история будет уже про нас. Да и кроме того, пока я только забросил удочку из серии «наш профессор микробиологии помогает органам следствия в их работе, и мы все с вами знаем, что это может значить, тили-тили, трали-вали». Рон хочет получить интервью с этим парнем, и ты мне в этом поможешь.

– Ты уже получил от меня все, что должен был получить. Ажар не был частью нашего договора. И ты об этом знал с самого начала.

– Послушай, я думал, ты хочешь, чтобы я раскопал правду.

– Ну так и раскапывай свою правду, – закончила Барбара. – Но помни, Ажар к ней не имеет никакого отношения.

Лукка, Тоскана

Пригороды Лукки ничем не отличались от пригородов любого промышленного города-переростка в любой точке земного шара. За исключением того, что все знаки и реклама были на итальянском, все в этих пригородах являлось обычным. Вдоль улиц стояли многоквартирные дома, дешевые гостиницы, туристические рестораны, киоски быстрого обслуживания, разные бутики и пиццерии. На тротуарах много места занимали женщины в креслах на колесиках, а подростки, которым, по идее, полагалось находиться в школе, были на улице и занимались одним из трех дел, стандартных для подростков во всем мире: писали SMS, курили и болтали по телефону. Прически были другими – более изысканными и сильно нагеленными, – но, кроме этих отличий, все было стандартным. Только когда они въехали в центр города, Лукка стала вдруг уникальной.

Барбара никогда в жизни не видела ничего похожего на эти стены, которые окружали старую часть города, как средневековый крепостной вал. Она была в Йорке, но это оказалось другим: начиная с громадного, заросшего травой рва, лежащего перед стенами и могущего в любой момент быть заполненным водой, и кончая дорогой, проходящей по вершине стены. Митч Корсико проехал вдоль нее по тенистому бульвару, единственным назначением которого было показать стену во всей красе. Где-то на полдороге он повернул на громадную площадь и проехал по короткой дороге, которая провела их сквозь громадные крепостные ворота.

Они попали на еще одну площадь – и увидели сотни пожилых туристов в шляпах, шортах-бермудах, солнечных очках, сандалиях и черных носках. Рядом с пунктом проката велосипедов обнаружилась пустая парковка. Выбравшись из машины, Митч сказал: «Туда», – и предоставил Барбаре продолжать борьбу с ее дорожной сумкой.

Хейверс думала, что взяла мало вещей, но теперь, пытаясь не отстать от Корсико, серьезно подумывала

о том, не выкинуть ли ей все содержимое сумки в ближайшую урну. Однако урн поблизости не было, поэтому она, задыхаясь, тащила за собой сумку, едва успевая за Митчем, который вел ее с площади мимо собора – первого из многих сотен, поверь мне, – в толпу людей, состоящую из туристов, студентов, домохозяек и монахинь. Здесь было очень много монахинь. К счастью, Барбаре не пришлось долго гнаться за Митчем по этой узкой улочке. Она заметила, как он поворачивает на еще одну улицу, и, когда наконец добралась до угла, увидела, что он стоит, опираясь спиной о стену тоннеля, шириной не более легковой машины. Барбара видела, что этот тоннель ведет еще на одну площадь, залитую безжалостным солнцем.

Хейверс подумала, что Митчелл решил отдохнуть в тени, или, может быть, даже ждет ее, чтобы помочь. Вместо этого, когда она приблизилась к нему с сердцем, вырывающимся из груди, и с залитыми потом глазами, он сказал:

– А ты не часто путешествуешь, угу? Первое правило – не больше одной перемены одежды.

Он нырнул в тоннель, и они оказались на площади. Она была круглая. Митч объяснил, что это были остатки древнего городского амфитеатра. Ее окружали магазины, кафе и деревья. Барбаре, изнемогавшей под ярким солнечным светом, захотелось направиться к ближайшему столику в кафе и купить что-то очень холодное и мокрое. Она почему-то подумала, что сейчас они сделают остановку именно для этого, однако журналист указал на целую выставку кактусов и других растений, расположившуюся вдоль стены здания, и сказал, что это пансион, в котором живет Ажар.

– Пора расплачиваться, и стоить это тебе будет одно интервью с Ажаром, – сказал он. А когда она уже была готова запротестовать, Корсико с большим искусством разыграл свою последнюю карту. – Правила здесь устанавливаю я, Барб, и тебе стоит об этом подумать. Я могу просто бросить тебя здесь – и иди, ищи, кто тут говорит по-английски и может тебе помочь. Или ты можешь стать немного посговорчивее. Но прежде чем решишь, что выбрать, хочу обратить твое внимание на то, что местные копы не говорят по-нашему. С другой стороны, куча журналистов говорит, и я буду счастлив представить тебя парочке из них. Но если ты меня об этом попросишь, считай, что ты мне должна. А Ажар – это твоя разменная монета.

– Не пойдет, – заявила Барбара. – Думаю, что сама смогу объясниться с любым, с кем захочу.

Митчелл улыбнулся и кивнул на пансион.

– Ну, если ты так хочешь, то флаг тебе в руки.

Это должно было все ей объяснить. Но Барбара не была готова к тому, что Митчелл Корсико будет диктовать ей условия совместной работы в Италии. Поэтому она перешла через площадь с дорожной сумкой на плече и позвонила в дверь Пенсионе Жардино. Его окна были плотно закрыты от солнца, так же как и остальные окна в домах на площади, кроме одного, в котором хозяйка развешивала розовые простыни на веревке, висевшей вдоль стены. Все остальные здания выглядели заброшенными, и Барбара уже решила, что пансион тоже брошен, когда дверь открылась, и перед ней очутилась темноволосая беременная женщина, прижимающая к бедру ребенка с миловидной мордашкой.

Сначала все шло хорошо. Женщина заметила сумку Барбары, улыбнулась и пригласила ее войти. Она провела ее по полутемному – и, благодарение Богу, прохладному – коридору, в котором на узком столике перед фигурой Девы Марии горела свечка, а дверь открывалась в какое-то подобие столовой, показала Барбаре, куда той надо поставить сумку, и достала из ящика стола карточку, которую, очевидно, надо было заполнить для того, чтобы поселиться в пансионе. «Просто прекрасно, – подумала Барбара, беря карточку и предложенную ручку. – Пошел ты к черту, Митчелл. Здесь не будет никаких проблем».