Вселенная номер два
Шрифт:
– Ээээ… – проблеяла она.
Внезапно младенец пошевелился.
Оторвавшись от женского соска – который действительно был покрыт кровью и изрядно изжеван – чудовищный ребенок повернул к Насте свою мертвую голову. Из-под крохотных век выплыли два белесых, почти прозрачных глаза. Настя, не в силах пошевелиться, смотрела в эти немигающие внимательные бельма.
Тяжелый взгляд неживого существа холодной змеей проникал куда-то в глубь рассудка и копошился в нем ленивым щупальцем.
Младенец облизнул окрашенные кровью губы, потом выпростал из-под тряпок крохотную ручку
Настя попятилась, с грохотом уронила стул и выскочила из кухни.
В коридоре она запуталась в еще одной, невесть откуда взявшейся шторе, а когда сдернула чертову ткань, поняла, что отступление к входной двери отрезано. Обитатели проклятой квартиры хлынули в коридор. Они толпились в дверях и пытались рассмотреть Настю из-за спин друг друга. Но не женщины глядели на нее – а синюшные, запачканные кровавой пищей уродцы на руках своих кормилиц. Они сканировали Настю холодными рыбьими глазами и скалили свои крохотные острые зубки.
Кажется, Настя закричала. С остервенением принялась прорубать себе путь сквозь сомнамбулические женские фигуры, без жалости расшвыривая их в стороны. Пнула кого-то ногой. Едва не упала, с омерзением сдернула с плеча цепкую руку. Добралась до входной двери, чудом с первого раза отперла замок и выпала из проклятой квартиры на лестничную клетку! Но прежде, чем Настя успела добежать до лифта, ее настиг пронзительный детский плач.
Надсадный, полный страдания крик, перешедший в рыдания.
Настя замерла. Тело ее окаменело, сердце тоскливо сжалось. Рука, протянутая к кнопке лифта, безвольно повисла в воздухе. Младенец в глубине квартиры все плакал и плакал, всхлипывая и захлебываясь, и Настя, не в силах сопротивляться, развернулась и медленно пошла на зов.
Настя просит милостыню, сидя на полу на старом потрепанном одеяле. На ее плечах – не по размеру большое, но теплое пальто, защищающее от гуляющих по переходам сквозняков. Настя не одна, на руках она держит существо… которое очень сильно в ней нуждается. Кажется, это младенец. Но чей это ребенок – её, или просто кто-то дал ей его подержать – Настя не помнит. Своего имени она не помнит тоже. В ее голове светит яркое гоанское солнце, и едва слышно перешептываются ленивые индийские пальмы.
Когда она иногда приходит в себя, Настя не может понять, почему находится в полутемном сыром подземной переходе. Сквозь гул идущих за стеной поездов до нее иногда словно долетают отзвуки ее старой, навсегда сгинувшей жизни. И тогда она крепче сжимает в руках картонку с кривой надписью: «Помогите ради бога!».
Вселенная номер два
Улица возле дома была наполовину погружена во тьму – основную часть фонарей еще не подключили, и только у подъезда ярко горели две лампы на козырьке.
– Чел, когда вам уже освещение врубят? – спросил Дима, притормозив на углу дома, чтобы не заезжать на парковку.
– Фиг его знает, – пожал плечами Кирилл. – В половине подъездов еще лифты через раз работают. Хотя по документам дом полностью сдан. Лан, спасибо, что довез! Я б сейчас на такси разорился.
Кирилл
– Недельки через две окончательно расставлю барахло, и прибухнем по случаю новоселья, – пообещал он.
– Забились! – кивнул Димон.
Кирилл вышел из машины, и Дима, помахав на прощанье, резко стартанул с места – в своей шумахерской манере. Пустая дорога вокруг недавно сданного гигантского жилого комплекса позволяла беззаботно лихачить.
Кирилл глянул на темную громаду нависших над ним высоток – в «человейнике» светились от силы окон сорок на всю махину в шесть исполинских домов – и вошел в свой подъезд.
Внутри неприятно пахло краской и мокрыми досками. Заметив, что двери одного из лифтов вот-вот закроются, Кирилл рванул вверх по ступенькам, добежал до лифта и успел сунуть носок кроссовка в исчезающую щель между створками. Лифт, поколебавшись, снова открылся. Кирилл, довольный своим проворством, вошел внутрь и нажал на 12-й этаж.
В лифте появилось зеркало. Еще утром, когда Кирилл уезжал по делам, его не было – но вот теперь Кирилл смотрит на себя в большой зеркальный квадрат, по углам которого еще виднеется не до конца сорванная фабричная пленка. Удивленный, как никому до него не пришло в голову ее отковырять, Кирилл с удовольствием, как шкодливый школьник, подцепил кусок плотного синего полиэтилена и содрал его одним движением. Смял пленку, кинул синий шарик под ноги – пусть с ним завтра разбираются коммунальные службы. Осмотрел себя в зеркало, которое кто-то уже успел заляпать жирными пальцами. Поправил волосы, с неудовольствием отметил намечающийся прыщик на подбородке.
В этот момент лампа над головой мигнула – раз, другой, – и погасла. Лифт вздрогнул всем своим стальным телом и остановился.
Кирилл остался в полной темноте. Чертыхнулся. Подождал несколько секунд – лифт и не думал оживать.
– Вашу мать! – выдохнул Кирилл. Только не хватало ему в половине первого ночи застрять в лифте!
Вытащив из кармана смартфон, он включил фонарик и принялся разглядывать кнопки, пытаясь найти ту, что вызывает диспетчера. Лифт, секунду назад бывший гостеприимным местом, превратился в темный тесный ящик, по которому метался луч света. Но едва Кирилл, стараясь не поддаваться панике, собрался ткнуть в красный кругляшок с нарисованным на нем колокольчиком, как лифт опять дрогнул – словно вздохнул – и поехал вверх. Лампа снова уютно засветилась под потолком.
Кирилл спрятал смартфон. Пронесло! А потом какое-то пятно, отраженное зеркалом, привлекло его внимание. Кирилл обернулся – на стене на уровне лица виднелся бурый отпечаток чьих-то пальцев. Удивленный Кирилл мог поклясться, что, когда он входил в лифт, никакого отпечатка там не было!
Или был?
Кирилл всмотрелся в смазанный красный след трех пальцев. Кажется, кто-то ухватился за стену испачканной кровью рукой.
Наверняка, кто-то из рабочих порезался, устанавливая в лифте зеркало. Или это вообще краска! Хмыкнув, Кирилл озадаченно покачал головой. Но в следующую секунду двери лифта распахнулись, и Кирилл, мгновенно забыв о странных отпечатках, вышел на своем этаже.