Вселенные: ступени бесконечностей
Шрифт:
Поэтому обратимся к ситуации, которая в годы борьбы идей в квантовой физике (двадцатые-сороковые годы ХХ века) складывалась в совершенно, казалось бы, иной области человеческой деятельности — литературе в целом и в такой конкретной области литературы, как научная фантастика.
История поразительная, поскольку в первой половине ХХ века квантовая физика (в ее теоретической ипостаси) была настолько «далека от народа», что нельзя утверждать, будто литературно-фантастические идеи того времени возникли у авторов в результате чтения и осмысления дискуссий между, например, Бором и Эйнштейном.
Тогда же возник «водораздел» между двумя понятиями, надолго запутавшими представления как о некоторых формах физических многомирий, так и о связи литературных идей с научными. Дело, в принципе, вот в чем. Как я уже говорил, античные и более поздние описания «иных миров» не имеют к физическому многомирию никакого отношения. Иной взгляд на многомирие, как утверждает Ступальский, возник в литературе в 1895 году, когда английский писатель Герберг Уэллс опубликовал небольшой рассказ «Дверь в стене». Отмечу, что Уэллс действительно
Гораздо более приближенным к понимаю многомировой природы реальности можно, видимо, считать роман все того же Уэллса «Люди как боги» (1923). В этом романе герои действительно оказываются в мире, отличном от нашего. В мире, расположенном не в нашей реальности, не в нашем пространстве-времени. Остров Утопия, скажем, хотя и является «местом, которого нет», тем не менее, по представлению Мора, мог быть расположен где-то в обычном океане. Страна, куда попадают герои Уэллса, физически (что подчеркивается автором) существует в ином мире, иной вселенной, не связанной с нашей общим происхождением. Иными словами, это первое в серьезной литературе упоминание о так называемом «параллельном мире» — термин на самом деле появился чуть позже, в 1931 году, но именно о параллельном мире идет речь в романе Уэллса. Именно этот роман и его последующие многочисленные апологетические реминисценции положили начало ошибке или, точнее, недоразумению, которое многие годы мешало (даже профессиональным физикам, не говоря уж о «простых» читателях фантастики) правильно понимать сущность многомирия, как системы (множества) миров (вселенных), имеющих общее происхождение. Между тем, это чрезвычайно важно для понимания аксиоматики многомирия, о чем мы еще будем говорить впоследствии. Возвращаясь к роману «Люди как боги», хочу подчеркнуть принципиальное отличие сугубо фантастического представления о «параллельных мирах» от физического современного представления о многомирии.
К сожалению, физики в работах конца ХХ — начала ХХI века, связанных с многомирием, часто также пользовались термином «параллельные миры» — красивым, но искажавшим суть явления. Параллельные прямые не пересекаются нигде в пространстве и никогда во времени. Попасть с одной из параллельных прямых на другую возможно, только если провести еще одну прямую, пересекающую обе параллельные. Параллельные миры — миры, по определению не способные каким бы то ни было образом взаимодействовать друг с другом, в частности, один мир не может стать причиной появления другого. Как мы увидим в дальнейшем, параллельные миры, конечно же, существуют и в реальном физическом многомирии, но являются лишь незначительной (точнее — пренебрежимо малой) частью в множестве миров многомирий, примерно такой по значимости и влиянию, каким является, скажем, ноль (или любое другое число) на бесконечной числовой оси. Казалось бы, несущественное уточнение, но на самом деле имеющее очень важное психологическое значение. Надо полагать, читатель знаком с понятие «психологическая инерция», когда общепринятый термин, к употреблению которого пользователь давно привык и, как ему кажется, прекрасно понимает содержание, оказывает влияние на процесс мышления, играя ту же роль, которую играют для лошадей шоры, не позволяющие смотреть по сторонам и, таким образом, предельно (порой — беспредельно, поскольку речь идет о бесконечно большом числе вариантов) суживая когнитивные возможности.
Вернемся, однако, к роману Уэллса, анализ которого показывает, что в данном случае мы имеем дело именно с параллельным миром. Персонажи романа попадают в мир, который развивался, хотя и по аналогичным законам, но не имел с нашей реальностью общих корней в прошлом. Герои романа в данном случае играют роль той третьей прямой, которая пересекает две параллельные прямые. В дальнейшем мы вернемся к психологической
Гораздо более важными и интересными для многомировой картины реальности являются, как мне представляется (мы сейчас говорим о литературе, а не о физике), два забытых фантастических рассказа: «Часы, которые шли вспять» Эдварда Митчелла (1881 год) и «Бесцеремонный Роман» Виктора Гиршгорна, Игоря Келлера и Бориса Липатова (1928 год). Речь в этих рассказах не идет о физическом многомирии — во всяком случае, сами авторы об этом, похоже, не задумывались. Однако, по сути, в этих рассказах говорилось о возможности возникновения точки ветвления в истории — в некий момент совершается не то действие, которое, как полагают персонажи (и автор), было совершено в «реальности». Я беру в данном случае слово «реальность» в кавычки, поскольку оно не обладает в данном случае однозначностью (единственностью). Результатом принятого альтернативного решения (выбора) исторические события начинают идти не так, как нам это известно из истории (или, как у Митчелла, наоборот — события, развивавшиеся по альтернативному варианту, начинают происходить так, как нам из истории известно). В обоих случаях происходит ветвление, возникают две альтернативные ветви, два мира, две вселенные, не являющиеся одна частью другой.
Разумеется, и в данном случае (как в описанном выше случае с «предвидением» Гроссетеста), вряд ли можно говорить о том, что Митчелл и три автора «Бесцеремонного Романа» имели в виду именно то понимание многомирия, к которому впоследствии пришли физики (и фантасты). Полагаю, что первым в литературе осознанным и продуманным описанием многомирия (позднее названного эвереттовским) стал опубликованный в 1944 году небольшой рассказ Хорхе Луиса Борхеса «Сад расходящихся тропок». Здесь идея ветвления реальности была, наконец, выражена с предельной ясностью:
«Стоит герою любого романа очутиться перед несколькими возможностями, как он выбирает одну из них, отметая остальные; в неразрешимом романе Цюй Пэна он выбирает все разом. Тем самым он творит различные будущие времена, которые в свою очередь множатся и ветвятся…
В отличие от Ньютона и Шопенгауэра ваш предок не верил в единое, абсолютное время. Он верил в бесчисленность временных рядов, в растущую головокружительную сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времен… Вечно разветвляясь, время ведет к неисчислимым вариантам будущего». [1]
1
Цитируется по изданию: «Хорхе Луис Борхес. Полное собрание рассказов», М., 2049, электронная публикация. HHR 3002/44s.
Лишь после Борхеса идея многомирия начала серьезно развиваться в научной фантастике. Произошло это в середине пятидесятых годов ХХ века, примерно тогда же, когда аналогичная идея возникла в физике.
Одним из пионеров нового направления в фантастике был Джон Биксби, предположивший в рассказе «Улица одностороннего движения» (1954), что между мирами можно двигаться лишь в одну сторону — отправившись из своего мира в «соседний» (параллельный, как уже стало, к сожалению, принято называть ответвившиеся миры) вы уже не вернетесь назад, так и будете переходить из одного мира в следующий. Впрочем, возвращение в свой мир также не исключается — для этого необходимо, чтобы система миров была замкнута, и где-то когда-то переход из мира N в мир N+1 вновь привел бы героя в мир № 1, тот, из которого он родом.
Как видим, авторы фантастических произведений уже к началу пятидесятых годов ХХ века четко (хотя, с очевидностью, неосознанно) разделяли описания иных миров на две категории. Первая, более распространенная в фантастике: так называемые «параллельные миры», идея сугубо литературная, не получившая впоследствии физического подтверждения (хотя сам термин, к сожалению, прижился и в физике). Это миры Биксби, Кэмпбелла и многих других авторов. Вторая категория: ветвящееся мироздание, в котором различные миры возникают непрерывно, ответвляясь от других. Это миры Борхеса (прежде всего), Митчелла, Уиндэма и др. Именно борхесовские миры можно считать вкладом, который внесла художественная литература в современное мироведение.
Однако профессор Ступальский обладает даром убеждения, и, к тому же, следует признать, что в своей монографии он всего лишь пошел на поводу принятого даже среди физиков мнения о том, что «наши предки» имели гораздо более сложные представления о мироздании, чем нам казалось еще несколько десятилетий назад. Отмечу в связи с этим любопытный, на мой взгляд, сугубо исторический момент. Начну, однако, издалека, а именно — с предметов, которые, скорее всего, к многомирию отношения не имеют: речь о пресловутых неопознанных летающих объектах (НЛО). НЛО не появились неожиданно в середине ХХ века, их наблюдали во все времена, интерпретируя согласно тем представлениям, какие были свойственны современникам. Веровавшие в чертей и нечистую силу видели в НЛО представителей Ада, никому не приходило в голову связывать явление НЛО с пришельцами с других планет. В ХХ веке стали массово распространены идеи контактов с пришельцами, и общественное подсознание стало интерпретировать те же объекты, как корабли инопланетян. Интерпретации «таинственных явлений» зависят от уровня знаний в каждый момент. Это же относится к интерпретации исторических артефактов. До появлений современных исследований в области многомирия никому не приходило в голову интерпретировать античные и более поздние тексты, как предтечи многомирового понимания реальности. Изменился взгляд исследователя на реальность, и, соответственно, изменился взгляд на историю реальности, в которой «увидели» сюжеты, авторы которых сильно удивились бы тем логическим «извращениям», каким подвергли их творения в будущем (скорее всего, просто не поняли бы, о чем идет речь).